С момента основания Санкт-Петербурга почти до конца 18-го столетия в нем практически не было евреев, которым указом Екатерины I от 1727 года запрещалось проживание в России. Кенигсбергский раввин Л.Эпштейн писал в 1750-х, что евреи не могут жить в СПб., потому что в период белых ночей невозможно определить время утренней и вечерней молитв. При этом крещеные выходцы из еврейской среды появились в городе почти сразу. Так, любимым шутом Петра I был Я.Лакоста, а первым генерал-полицмейстером Петербурга – А.Девиер – оба потомки португальских маранов. Родители П.Шафирова – вице-канцлера Петра I – были польскими евреями, крещенными в православие при взятии русскими Смоленска в 1654 году. Родственники Шафирова, братья Веселовские, тоже служили при дворе.
Переход в иудаизм карался смертной казнью. В 1738, в царствование Анны Иоанновны, в Петербурге были публично преданы сожжению отставной флотский офицер А.Возницын и откупщик со Смоленщины Б.Лейбов: первый – за переход в «жидовскую веру», а второй – за его совращение. В атмосфере нетерпимости по отношению к евреям, даже выкрестам порой приходилось нелегко. Так, в 1748, в царствование Елизаветы Петровны, у бывшего лейб-медика А.Санчеса была отобрана пенсия на основании подозрения (возможно, обоснованного) в том, что он, живя уже в Париже, тайно исповедовал иудаизм. Тем не менее, когда двор нуждался в деньгах, для избранных евреев делались исключения. Например, при той же Анне Иоанновне из Курляндии вместе с Бироном приехал Л.Липман (И.Либман), который получил придворное звание обер-гофкомиссара, консультировал Бирона по вопросам российской государственной жизни и оказывал ему и двору различные финансовые услуги.
Екатерина II, в царствование которой Россия аннексировала польские территории со значительным еврейским населением, в интересах государства тайно позволяла длительное пребывание нужных евреев в столице. В 1773 из Митавы в Петербург прибыло семь купцов и подрядчиков для снабжения российской армии. Их поселили у духовника императрицы, а в паспортах не указали вероисповедания. В 1785 депутация белорусских евреев ходатайствовала перед Екатериной об улучшении положения своих единоверцев.
К концу века в Петербурге образовалась маленькая еврейская колония во главе с богатыми и просвещенными шкловскими евреями – Н.Ноткиным, А.Перцем и Л.Неваховичем, которые участвовали в работе правительственного Еврейского комитета. В 1802 евреи купили у лютеран участок земли на Волковском кладбище, что ознаменовало неофициальное образование петербургской общины, о чем была сделана первая запись в пинкасе (летописи общины). Вскоре Ноткин умер, а Невахович и Перец перешли в православие.
Характерной особенностью столичной общины с самого начала ее существования являлось наличие в ней лиц, принимавших на себя, по назначению или добровольно, роль представителей и ходатаев (на иврите – штадланим) всего российского еврейства перед верховной властью. Эти ходатаи стремились изменить сложившийся в общественном сознании негативный стереотип еврея, содействовать благоприятным заключениям правительственных комиссий по еврейскому вопросу и смягчать антиееврейское законодательство. Одним из первых примеров такого заступничества является сочинение Л.Неваховича «Вопль дщери иудейской» (1803), положившее начало русско-еврейской литературе.
В 1798 и 1800 в Петербург привозили из Ляд и заключали в Петропавловскую крепость основателя движения Хабад р. Ш.Залмана, оклеветанного митнагдим (противниками хасидизма). В результате разбирательства хасидизм был разрешен наряду с литовским раввинистическим иудаизмом.
Если при Александре I евреи в столице не подвергались особым притеснениям, то его преемник Николай I неоднократно повелевал выселить тех, кто живет незаконно. Некоторые крестились, чтобы избежать выселения. Впрочем, придворный зубной врач С.Вагенгейм, его брат Л.Вагенгейм, еще один дантист и дворцовая акушерка получили право на постоянное проживание в столице без крещения. В 1826 в Петербурге легально проживало 248 евреев – в основном коммерсанты и ремесленники. Наряду с высылками нелегалов, с 1827 года евреям разрешили приезжать в столицу по коммерческим делам и для усовершенствования в ремеслах на срок до шести недель.
Вслед за принятием закона о воинской повинности евреев (1827) в петербургском гарнизоне появились нижние армейские чины, а в городе – их семьи. Солдаты снимали квартиры под молельни вблизи своих казарм, сами вели службу. Прослуживший более полувека фельдфебель А.Ашанский пользовался большим авторитетом как в своем кавалергардском полку, так и в еврейской общине.
В 1846 в Петербурге с почетом принимали известного британского филантропа сэра М.Монтефиоре. Он встречался с Николаем I и безуспешно пытался убедить его облегчить положение российских единоверцев. При этом евреи, перешедшие в христианство, не дискриминировались.    Так, например, император возвел в баронское звание и награждал иммигрировавшего из Гамбурга крещеного придворного банкира Л.Штиглица. 

С воцарением Александра II, когда в воздухе повеяло либеральными реформами, роль петербургских штадланим возросла. Уже в 1858 году крупный откупщик Е.Гинцбург подал ходатайство о предоставлении евреям – купцам 1-й гильдии права постоянного проживания вне черты оседлости на высочайшее имя. Совпав с общими устремлениями правительства, это и последующие ходатайства, продолженные сыном Евзеля Горацием, привели к последовательному разрешению евреям – купцам 1-й гильдии (1859), отставным нижним чинам (1860 – гвардейцам, 1867 – остальным), лицам с высшим образованием (1861), аптекарским помощникам, дантистам, фельдшерам и акушеркам (1879), а также некоторым категориям ремесленников (1865) проживать вне черты оседлости, в том числе и в Петербурге. Право жительства распространялось и на семью. Для ремесленников оно было обусловлено занятием своей профессией, что вечно угрожало выселением в случае смены занятия или смерти кормильца. Столь же условным правом обладали и еврейки-проститутки. Ограничительные законы о евреях впоследствии неоднократно ужесточались, а соблюдение их всегда зависело от «видов правительства» и степени коррумпированности его чиновников в данный момент.

Облегчение законодательства создало условия для быстрого численного роста петербургского еврейства. В 1869 в столице было зарегистрировано 6624 еврея (41% – мещане, 40% — отставные солдаты, 13% — купцы), в 1881 – 16826 евреев, не считая находившихся в городе нелегально. Несмотря на выселения в годы правления Александра III, их численность восстановилась к 1897 (16944) и перешагнула двадцатитысячный рубеж (20385) в 1900, достигнув 35 тысяч в 1910 году. Это была крупнейшая еврейская община вне черты оседлости. Доля евреев в населении города колебалась между 1,34% (1890) и 1,95% (1869). Поскольку евреев определяли по их религии (иудаизм), статистика не учитывала тех, кто крестился. Но каждая перепись выявляла несколько десятков (в 1897 – даже 155) петербуржцев-христиан, назвавших своим родным языком еврейский.
Расселение евреев в Петербурге определялось не законодательством, а их социально-экономическим статусом. С 1869 по 1910 год первое место по плотности еврейского населения занимал 4-й участок Спасской части. Евреи селились и на прилегающих участках Коломенской, Спасской и Казанской частей.

После открытия в начале Большой Мастерской улицы (Лермонтовского пр.) сначала Малой (или Купеческой, 1886), а затем Большой Хоральной (1893) синагог концентрация евреев в прилегающих к ним кварталах возросла еще больше. В этих же кварталах размещались многие общинные учреждения, общественные организации и издательства. Судя по воспоминаниям О.Мандельштама, Коломна начала 20-го века выглядела сугубо еврейской. В действительности даже в этом районе доля евреев никогда не достигала 7–8% всех жителей.
В начале 20-го века евреи-старожилы стали гуще заселять новый обширный район, прилегающий к Николаевскому вокзалу. Это свидетельствовало об их возросшем благосостоянии. В самом центре, в Адмиралтейской части, где жила петербургская знать, находились лишь особняки Гинцбургов, Поляковых и роскошные квартиры преуспевших еврейских дельцов. Почти не было евреев и на рабочих окраинах в связи с отсутствием среди них фабричных рабочих.
Социальное продвижение и культурное влияние столицы способствовали освоению русского языка. Между 1869 и 1910 процент евреев, считавших идиш родным, снизился с 98% до 55%. По темпам языковой аккультурации евреи опережали всех, кроме украинцев и белорусов.
Перед Первой мировой войной евреи превратились в одно из главных городских меньшинств, наряду с белорусами, поляками и немцами. Их ускоренная урбанизация и модернизация проявилась в снижении рождаемости и смертности, некотором уменьшении числа браков и росте среднего возраста вступления в брак. Несмотря на это, пороки большого города почти не затронули петербургских евреев. Так, например, смертность от алкоголизма у них была в 18 раз, а процент внебрачных детей в 10 раз ниже, чем в среднем по Петербургу.

Роль евреев в экономике столицы превышала их долю в населении. Среди ремесленников преобладали портные, скорняки, печатники, часовщики, металлисты, сапожники. Так, например, к 1904 евреи составляли пятую часть владельцев портновских мастерских, более трети всех хозяев белошвейных и чулочно-вязальных мастерских. Каждый пятый хозяин типографии, фотоателье или слесарно-механического производства являлся евреем. Почти половина владельцев часовых магазинов и более 40% хозяев часовых мастерских были евреями. Более одной четверти городских аптек принадлежало евреям. Немало евреев было среди торговцев текстильными товарами.
После замены винного откупа на менее выгодный акциз еврейский капитал перетек в банковское дело, строительство железных дорог, экспорт зерна и золотодобычу. В 1859 в Петербурге был открыт первый частный банк западного типа «И.Е.Гинцбург», вслед за которым появились крупные банки, учрежденные под эгидой С.Полякова, Л.Розенталя, А.Варшавского, И.Вавельберга, и др.  

Поляков являлся крупнейшим государственным подрядчиком по железнодорожному строительству, а Гинцбурги владели золотыми приисками в Сибири. Несмотря на то, что во время финансового кризиса 1890-х государство не поддержало еврейские банки, в предреволюционном Петрограде важные позиции заняло второе поколение еврейских финансистов, таких, как М.Варшавский, А.Гинцбург, Д.Поляков, Б.Каменка, М.Вавельберг. Из семнадцати членов фондовой биржи в 1915 по крайней мере семь были евреями или происходили из евреев.
Очень важную группу составлял совместный продукт еврейского просветительского движения и реформ Александра II – интеллигенция, численность которой быстро росла. Однако при Александре III государство начало сдерживать рост еврейской интеллигенции введением в 1886 процентной нормы на обучение евреев в гимназиях и вузах, прекращением с 1889 по 1904 приема евреев в адвокатуру и систематическим сужением сфер деятельности, в которых образованные евреи могли найти себе применение. Медико-хирургическая академия и Институт инженеров путей сообщения вообще закрылись для евреев.
Несмотря на дискриминацию, в 1900 в Петербурге проживало 608 евреев (мужчин) – медицинских работников, 143 адвоката и ходатая по делам (присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных), 175 деятелей науки, литературы и искусства; в 1913 они составляли 22% всех присяжных поверенных, 44% помощников присяжных поверенных, 17% врачей, 52% дантистов. Первый еврейский студент Петербургского университета Л.Мандельштам закончил его в 1844. Через полстолетия, в 1894, в университете обучался 71, в 1902 – 123, а в 1911 – 661 еврейский студент. Помимо Университета и Консерватории, студенты-евреи появились и в технических вузах, например, Технологическом институте.
Особую роль в столице играли евреи-юристы и врачи. Адвокаты Г.Слиозберг, М.Винавер, М.Кроль, С.Вейсенберг, Л.Айзенберг, объединившись в нелегальное Бюро защиты, непрерывно вели борьбу за права российских евреев, защищая их, часто безвозмездно, от судебных преследований за самооборону во время погромов, от «кровавого навета» и незаконных выселений.
Ведущие петербургские врачи – офтальмолог Н.Р.Ботвинник, пульмонолог А.Брамсон, гигиенисты М.Гран и Г.Дембо и другие под председательством отставного контр-адмирала медицинской службы С.Кауфмана в 1912 учредили Общество охранения здоровья еврейского населения в России, сверхзадачей которого было способствовать физическому и духовному возрождению еврейского народа.
Многие архитекторы-евреи участвовали в проектировании и постройке петербургских доходных домов, особняков, производственных и учебных корпусов, банков, зрелищных заведений. Среди них выделялись архитекторы М.Сегаль, З.Леви, Я.Гевирц. 
По проектам архитектора Б.Гиршовича были построены здание общинного дома при Хоральной синагоге и дом на наб. Екатерининского канала, 140, в котором размещались учреждения помощи нуждающимся евреям. Гевирц построил Дом омовения на кладбище и здание богадельни на 5-й линии В.О., 50; Л.Бахман участвовал в проектировании Хоральной синагоги.
И.Аскназий и М.Маймон, были первыми евреями, закончившими Академию художеств. Они писали картины как на христианские, так и на еврейские сюжеты. 

Мировой известности добился М.Антокольский, создавший галерею скульптурных образов русских государственных деятелей: Петра Первого, Ивана Грозного, Ермака и др. 
Л.Бакст (Розенберг), И.Гинцбург и М.Шагал оставили выдающийся след в искусстве. Прославились медальеры Монетного двора отец и сын Грилихесы.
Велик вклад петербургских евреев в музыкальную культуру. В Консерватории у Леопольда Ауэра учились скрипачи Я.Хейфец, Е.Цимбалист, М.Эльман, В.Вальтер. В 1912 дирижер оперной группы Народного дома и будущий основатель израильской оперы М.Голинкин впервые поставил на сцене Консерватории оперу Сен-Санса «Самсон и Далила», исполнявшуюся на иврите.

Выдающимся русским философом стал Л.Шестов (Шварцман), театральным критиком – А.Кугель. Основы изучения культуры и быта народов Севера заложили В.Богораз, В.Иохельсон и Л.Штернберг.
Будучи ограничена в получении формального образования, еврейская молодежь занималась самообразованием, образуя прослойку так называемой «полуинтеллигенции». Часть «полуинтеллигентов» пошла в журналистику, литературную и театральную критику, где дипломов не требовалось. К ним принадлежал, например, А.Ковнер – «еврейский Писарев». Критика евреями русской литературы раздражала писателей, видевших в ней чужеродное влияние.
Еврейские «полуинтеллигенты», не сумевшие влиться в русское общество, присоединялись к революционному движению. Если в подготовке убийства Александра II 1 марта 1881 была замешана одна еврейка Г.Гельфман, то в организации «Народная воля» состояли и другие евреи: А.Зунделевич, А.Арончик, С.Гинзбург и С.Златопольский. В 1876 М.Натансон вместе с Г.Плехановым организовал демонстрацию у Казанского собора. В группу «Черный передел» входили П.Аксельрод, О.Аптекман, Л.Дейч. Большинство первых евреев-революционеров видело в еврейском народе сплошную «эксплуататорскую массу» и поэтому крестилось, чтобы работать в гуще «настоящего» русского народа.

С Петербургом связана юность и начало революционной деятельности Ю.Мартова (Цедербаума). В подготовке шествия рабочих 9 января 1905 активно участвовал инженер Путиловского завода, эсер П.Рутенберг. Он же спас Г.Гапона во время расстрела демонстрации у Нарвских ворот, а когда стало известно о сотрудничестве священника с «охранкой», организовал его убийство. А.Парвус и Л.Троцкий играли ключевую роль в Петербургском Совете рабочих депутатов. Подавляющее большинство евреев-революционеров происходили не из столичной общины, а прибыли туда, чтобы делать революцию. Сами же петербуржцы не сталкивались в такой степени с бесправием и унижениями, как их соплеменники в черте оседлости, поэтому они не были столь склонны к радикализму.

После подавления революции 1905–1907, когда растаяли надежды на скорое обретение равноправия, в среде еврейской секуляризированной молодежи, особенно в Одессе и Петербурге, участились переходы в христианство. Это явление вызвало большую тревогу и моральное осуждение среди национально настроенной еврейской общественности. Оно так и не стало «нашим бытовым явлением», как его  называл В.Жаботинский. В 1911 в стране в православие перешел 1651 еврей, и еще несколько сотен крестились в лютеранских и армянских церквах, что в процедурном смысле было проще и менее унизительно.
Немало крещеных петербуржцев стали знаменитыми: композитор Антон Рубинштейн, издатель С.Проппер, семитолог Д.Хвольсон, геолог Ф.Левинсон-Лессинг, революционеры П.Аксельрод и В.Богораз, поэты С.Черный, О.Мандельштам, художник Л.Бакст, юрист и политический деятель И.Гессен, писательница З.Венгерова и ее брат критик С.Венгеров, банкир И.Блиох, генерал М.Грулёв, физик А.Иоффе и др. Попадались среди выкрестов и откровенные антисемиты, например, Я.Брафман и Я.Гурлянд. Кое-кто из отступников продолжал приходить в синагогу по большим праздникам, а некоторые вернулись в иудаизм после революции.
Столичные условия наложили особенный отпечаток на еврейскую жизнь Петербурга, на характер общины, общественных организаций, еврейского образования и культуры.
Хотя в 1844 Николай I упразднил (традиционные еврейские общины), фактически общинные институции, подчиненные общему правлению, продолжали существовать в городах западных губерний вплоть до 1917. Но за образованным в 1870 правлением петербургской общины правительство не признало прав центрального органа. Правительство считало, что в столице не должно быть еврейской общины, поэтому в 1865 права правления существовавшей с 1860 Купеческой молельни (Садовая, 47, затем наб. Екатерининский канала , 96) были ограничены хозяйственными делами, исключая духовные. Эти правила в 1877 были заменены на «Временные правила для еврейских молитвенных учреждений Петербурга», действовавшие и в отношении Хоральной синагоги вплоть до 1917.
К 1917 году шесть малых синагог и четыре молельни города, обычно располагавшиеся на съемных квартирах или при еврейских учреждениях, имели свои хозяйственные правления (синагога Семеновского р-на на Малом Царскосельском пр., 30; синагога Московского р-на на Троицкой ул., 34; молельня Песковского р-на на Суворовском пр., 2; синагога Выборгского р-на; синагога Васильевского острова и Галерной гавани на 3-й линии, 48; синагога Нарвского р-на на Рижском пр., 48.), формально не зависящие от правления Хоральной синагоги, но фактически находившиеся под его протекцией. Молитвенные дома существовали в Санкт-Петербургской губернии: Новая Ладога (с 1881), Кронштадт (1899), Луга (1899), Сестрорецк (раньше 1870), Шлиссельбург (1870), Колпино (1897), Ораниенбаум (1898), Царское Село (1901).
Правом выбирать Хозяйственное правление Хоральной синагоги пользовались только лица, платившие установленный в 1870 членский взнос в размере 25 руб. в год, что определило элитный состав прихожан синагоги. Важнейшую роль в бюджете синагоги играли крупные добровольные пожертвования. Не удивительно, что председателями правления последовательно избирались представители семьи баронов Гинцбургов: Евзель (1870–1878), Гораций (1878–1909) и Давид (1909–1910), а затем (с 1910) банкир М.Варшавский. Г.Гинцбурга можно считать крупнейшим общинным лидером в истории Петербурга. Кроме Хозяйственного правления Хоральной синагоги он возглавлял Общество пособия бедным евреям, ЕКО, ОПЕ, являлся главным жертвователем на еврейские дела и неустанным ходатаем о смягчении еврейского неравноправия. В предреволюционный период щедрой благотворительностью отличался М.Гинсбург (Месс), на пожертвования которого были построены Дом омовения на кладбище и здание еврейской богадельни на 5-й линии В.О.
Атмосфера индифферентности к религии, преобладавшая среди богатых петербуржцев, привела к тому, что в управлении Хоральной синагоги и ее предшественниц заметную роль играли люди, весьма далекие от ортодоксии (поэт И.-Л.Гордон, востоковеды А.Гаркави и И.Гинцбург). Раввинами неизменно приглашались образованные и в светском плане личности. Так, с 1863 общественным (казенным) раввином служил выходец из Германии, обладатель университетского диплома А.Нейман, введший в 1868 хоральную службу. После смерти Неймана его сменил А.Драбкин (1876–1907), а Драбкина – М.Айзенштадт (1910–1923). Параллельно под видом помощников общественных раввинов назначались и традиционные «духовные» раввины И.Блазер (И.Петербургер, 1862–1877), И.Ольшвангер (1876–1896), И.Ландау (1877–1894), Я.Шохар (1894–1906) и Д.-Т.Каценеленбоген (1908–1930).
Из-за имущественного и образовательного ценза большинство петербургских евреев происходило из митнагдим. Хасиды, в основном любавичские, возглавляемые фабрикантом С.Трайниным, находились в меньшинстве, и их возможности влиять на состав правления Хоральной синагоги и порядки в ней были ограниченны.
В 1874 Правлению удалось добиться открытия собственного еврейского кладбища в 10 верстах по Николаевской железной дороге. Кладбище было названо Преображенским. В 1912 была торжественно освящена кладбищенская синагога.
Именно Петербург стал важнейшим центром еврейского просвещения. Здесь в 1863 было основано Общество для распространения просвещения между евреями в России (ОПЕ), обеспечивавшее стипендиями студентов университетов и спонсировавшее современное еврейское образование. В 1880 в городе было утверждено Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России, занимавшееся профессиональным техническим и сельскохозяйственным обучением еврейской молодежи. Здесь же в 1893 открылось российское отделение лондонского Еврейского колонизационного общества, видевшее решение «еврейского вопроса» в землеустройстве сотен тысяч российских евреев в Аргентине.

В конце 19-го – начале 20 века в Петербурге издавалось множество еврейских книг и журналов на иврите, идише и русском языке. В 1871–1904 выходил еженедельник на иврите «Ха-Мелиц» («Ходатай», 1871–1904), в 1903–1904 -газета «Ха-Зман» («Время») – сначала два раза в неделю, затем ежедневно. Первая ежедневная газета на идише «Дер фрайнд» («Друг», 1903–1909) тоже издавалась в Петербурге, как и один из первых толстых журналов на идише «Ди идише велт» («Еврейский мир», 1912–1915).
Наиболее влиятельный из тогдашних русско-еврейский изданий журнал «Восход», балансировавший между призывами к интеграции в русское общество и национализмом, просуществовал четверть века (1881–1906). Всего из 39 русско-еврейских газет и журналов, выходивших в России между 1860 и 1910 годами, 21 издание приходится на Петербург. Распространялись они, естественно, по всей Российской империи. Значение русскоязычной петербургской прессы еще более возросло после запрещения в июле 1915 употребления еврейского шрифта в прифронтовой зоне, которая включала Петербург.
В Петербурге жили и писали еврейские поэты, писатели и журналисты: на иврите – И.Гордон и С.Черниховский, на русском и идише – С.Фруг, на русском языке – С.Ан-ский (Раппопорт), Д.Айзман, О.Дымов (Перельман). О.Дымов и С.Гинзбург оставили воспоминания о еврейском Петербурге на идише. Молодой поэт Д.Шимонович (Шимони) воспел на иврите египетских сфинксов у Академии художеств. Среди издателей еврейской прессы самыми выдающимися были А.Ландау и А.Цедербаум.
В обстановке революционного подъема еврейские группы и движения объединились в Союз для достижения полноправия еврейского народа в России (1905–1907), бюро которого работало в Петербурге. На выборах в 1-ю Государственную Думу Союз тесно сотрудничал с кадетами и, несмотря на бойкот выборов Бундом, содействовал избранию 12 евреев-депутатов, в том числе петербуржцев М.Винавера, Л.Брамсона, М.Шефтеля. В ответ на вызванную революцией волну еврейских погромов в столице, был образован Комитет помощи жертвам погромов под председательством барона Г.Гинцбурга, который собрал более 5 млн. рублей (из них 500 тыс. в России). В Петербурге погромов не было, но в его пригороде Териоках черносотенцы убили крещеного депутата Думы М.Герценштейна.
Убедившись, что революция принесла погромы вместо равноправия, многие евреи стали больше интересоваться своими национальными, а не общероссийскими делами, вступая в небольшие столичные интеллигентские партии, такие, как Еврейская демократическая группа (образовалась в конце 1904), Еврейская народная партия (Фолкспартей, 1906), Еврейская народная группа (1906). Влияние социалистических партий (Бунд, Поалей Цион, ЕСРП, С.-С.) на еврейское население города оставалось весьма ограниченным.
Еще в начале 1880-х в Петербурге возникли первые палестинофильские кружки. 7–15 августа 1903 столицу посетил Т.Герцль с целью убедить русское правительство поддержать палестинский проект. Герцль встретился с В.Плеве и С.Витте и с группой своих единомышленников. В 1904–1907 в СПб. выходил первый сионистский ежемесячник на русском языке «Еврейская жизнь», а позже – еженедельники «Хроника еврейской жизни» (1905–1906) и «Рассвет» (1907–1915).
В 1912 в Петербург был переведен из Вильно нелегальный ЦК Сионистской организации России, в составе которого преобладали петербуржцы: М.Алейников, И.Розов, А.Идельсон (редактор «Рассвета»), Ю.Бруцкус, Д.Пасманик, А.Гольдштейн, И.Гринбаум. Сионистское руководство, в своем большинстве принадлежавшее к среднему классу, в российской политике придерживалось умеренно либеральных взглядов. Первая мировая война усложнила работу сионистского движения, властями был закрыт «Рассвет», а также просуществовавшая недолго газета на идише «Петроградер тогблат».
Петербургская еврейская общественность воспользовалась либерализацией в вопросе учреждения научных и культурных обществ после революции 1905–1907 гг. и занялась национально-культурным строительством. В 1908 были открыты Курсы востоковедения барона Д.Гинцбурга – первое светское высшее учебное заведение по иудаике, в котором преподавали сам Гинцбург, Л.Каценельсон, И.Маркон, М.Вишницер, С.Дубнов и др. Общество для научных еврейских изданий, основанное в 1907, выпустило 16-томную «Еврейскую энциклопедию». Тогда же были основаны Общество любителей древне-еврейского языка (с 1917 – Тарбут), возглавленное Л.Каценельсоном, Общество еврейской народной музыки, среди активных деятелей которого были З.Киссельгоф, И.Ахрон, С.Гинзбург, М.Гнессин, и Еврейское литературное общество (1908–1911) во главе с С.Дубновым, С.Гинзбургом, С.Ан-ским и др. В СПб. действовали также Общество для урегулирования еврейской эмиграции, основанное в 1907. В 1915 было учреждено Еврейское общество поощрения художеств (председатель М.Винавер, товарищ председателя И.Гинцбург). В конце 1916 на основе артефактов и материалов, собранных этнографическими экспедициями С.Ан-ского, в здании Еврейской богадельни на В.О. был открыт Еврейский музей.
Первый кружок, объединивший петербургских любителей еврейской истории (в первую очередь истории законодательства о евреях) и преобразованный в Историко-этнографическую комиссию при ОПЕ (1892), состоял из юристов и возглавлялся А.Пассовером, а затем М.Винавером. Винавер же стал председателем Еврейского историко-этнографического общества (ЕИЭО), основанного в 1908. Важную роль в ЕИЭО играл С.Дубнов, редактировавший периодический сборник общества «Еврейская старина». Ю.Гессен написал «Историю еврейского народа в России», С.Дубнов трудился над «Всемирной историей еврейского народа», С.Цинберг приступил к своей многотомной «Истории еврейской литературы». Многочисленные достижения петербургских ученых позволяют говорить о созданной школе иудаики всемирного значения.
С началом Первой мировой войны общественность города, переименованного в Петроград, первой образовала Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО), получивший в 1915 статус центральной организации и сосредоточивший в своих руках координацию помощи, оказываемой как еврейским воинам и их семьям, так и многим десяткам тысяч евреев, бежавших или выселенных из прифронтовой зоны. К началу 1917 на попечении ЕКОПО находилось 238 тыс. человек по всей стране, причем 150 тыс. находились на его полном иждивении. Забота об их здоровье легла на плечи ОЗЕ; трудовой помощью беженцам занимался ОРТ, а ОПЕ организовывало школы для их детей.

К началу революционного 1917 года 50 000 петроградских евреев (2% всего населения города) представляли собой сильную, динамичную, сравнительно богатую и образованную общину. Кроме роскошной Хоральной синагоги, нескольких молелен и содержавшегося в образцовом порядке кладбища, ими поддерживался ряд центральных еврейских организаций, отвечавших запросам российского еврейства в области просвещения, образования и культуры, профессиональной помощи, здравоохранения, социальной помощи. В городе имелись еврейские учебные заведение различных уровней и профиля, богатейшие собрания еврейских книг и рукописей, издавалось несколько еврейских газет и журналов. Здесь же находились центральные комитеты большинства еврейских партий. Всё это означало наличие в Петербурге внушительного слоя «организованной еврейской общественности», имевшей влияние в столице и за ее пределами, активной в борьбе за гражданские и национальные права, в общинном и культурном строительстве.

Подавляющее большинство петроградских евреев приветствовали падение самодержавия. 11 марта в Хоральной синагоге была зачитана новая молитва «за благополучие родины, армии и народа», заменившая прежнюю молитву за царя. Пятеро евреев погибло на улицах города в февральские дни. Еврейское студенчество с первых же дней вступало в отряды добровольной милиции, налаживало продовольственное снабжение, санитарную помощь, автомобильное сообщение.
Постановление Временного правительства «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» («Декрет о равноправии»), опубликованное 22 марта, накануне Песаха, многие восприняли как освобождение от египетского рабства. В интеллигентских семьях в пасхальный седер (вечер 24 марта) вместо традиционной Агады зачитывался текст «Декрета о равноправии». Руководство общины выразило полную поддержку Временному правительству и готовность к защите Отечества. Оно с энтузиазмом откликнулось на выпущенный правительством «Заём свободы» и содействовало распространению его на Западе.
При этом либералы и сионисты, опасаясь, что чрезмерное рвение революционеров-евреев может, как в 1905, спровоцировать погромы, призвали не торопиться занимать видные посты в органах новой власти. В результате ни один еврей не вошел ни в один состав Временного правительства. Правда, М.Винавер и О.Грузенберг после уговоров согласились войти в состав Высшего кассационного суда и стали сенаторами. В ответ на призыв большевиков к антиправительственной демонстрации 10 июня в зале Биржи прошел массовый митинг в поддержку Временного правительства, на котором выступили М.Винавер, Г.Слиозберг и С.Дубнов.
Евреи-социалисты, не считаясь с опасностью антисемитизма, активно включились в политическую борьбу. В конце апреля они составляли 23% в составе Исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, а в его руководящем бюро из 24 членов 10 были евреями. (см. Петросовет в 1917). Один из членов Исполкома, крещеный с.-д. Ю.Нахамкис воспользовался свободой, чтобы сменить свою «неблагозвучную» фамилию на партийную кличку Стеклов. Большинство еврейских депутатов Петросовета были вернувшимися из эмиграции, заключения и ссылок профессиональными революционерами, делегатами воинских частей или беженцами. Из старожилов в первый состав Исполкома вошел трудовик Леонтий Брамсон. Большевистский вожак кронштадтских матросов Семен Рошаль, освобожденный из «Крестов», был сыном петербургского коммерсанта.
Бунд имел в Исполкоме Петросовета двух делегатов: Х.Эрлиха  и М.Рафеса (последнего вскоре сменил М.Либер). Другие малочисленные в столице еврейские соцпартии («Поалей Цион», а также ЕСРП и С.-С., слившиеся в мае 1917 в одну Объединенную еврейскую социалистическую рабочую партию Фарейнигте) с переменным успехом боролись за места в Петросовете при противодействии Бунда, претендовавшего на роль единственного представителя еврейского пролетариата. 
В июне гласные районных дум избрали временным городским головой эсера Григория Шрейдера, а 20 августа состоялись настоящие выборы в Петроградскую думу. Т.к. еврейские партии не имели шансов провести своих кандидатов, они блокировались с родственными им общероссийскими партиями. В составе думы оказалось около четверти гласных-евреев, избранных в основном по спискам эсеров, большевиков и кадетов, в том числе и те, которые одновременно являлись и национальными деятелями: М.Винавер (Еврейская народная группа), Г.А.Гольдберг (ОЗЕ), М.Магидсон и А.Соколовский (Объединенная ЕСРП). Городским головой переизбрали Г.Шрейдера. Начальником милиции Петрограда был назначен тоже эсер – С.Шрейдер.
На выборах в Учредительное собрание сионисты выставили национальный список, по которому были избраны семь депутатов, в том числе двое петроградцев – О.Грузенберг и Ю.Бруцкус. С.Ан-ский, М.Винавер, Н.Фридман прошли в УС по спискам эсеров и кадетов. В дни перед Октябрьским переворотом П.Рутенберг был назначен заместителем городского головы; он же участвовал в защите Зимнего дворца.

Большинство общероссийских партий недооценивали серьезность национальных проблем и не собирались предоставлять народам России (за исключением финнов и поляков) национальных прав, кроме, разве что, права на собственную культуру. Еще меньше это относилось к евреям, которые не составляли большинство ни на какой территории. Между тем повсеместное усиление национализма в ходе революции, рост антисемитизма укрепляли решимость еврейской общественности добиваться экстерриториальной политической и культурной автономии. Для Фолкспартей автономизм являлся центральным пунктом программы – как непременное условие выживания еврейского народа в диаспоре. Для сионистов автономия была лишь этапом по пути к государственности на Земле Израиля. Бунд признавал лишь культурную автономию на основе языка идиш.
11 апреля представители еврейских партий и общественных организаций Петрограда собрались, чтобы заняться кардинальной перестройкой старой общины в национальную, демократическую, представляющую все партии и течения, со всеобщими и тайными выборами и с равными правами для женщин. В функции новой общины должны были войти не только вопросы религиозного культа и традиционной благотворительности, но и современная социальная помощь, забота о здравоохранении, профессиональная подготовка и трудоустройство, правозащитная деятельность, образование и культура. То есть, община должна была объединить под своей эгидой все еврейские организации города и стать фундаментом для будущей национальной автономии.
Ортодоксы и плутократы противились демократизации и опасались секуляризации, защищая традиционные общинные институты. Для участия в выборах они учредили собственную партию «Нецах Исраэль» («Вечность Израиля» – одно из названий Бога), которую возглавило старое руководство Хоральной синагоги.
В списки избирателей после жарких дебатов решили вносить всякого еврея, не заявлявшего о своем выходе из еврейства, а также вернувшихся в иудаизм. Последних в течение 1917 года набралось более 150 человек.
Выборы в Совет Петроградской общины, в которых приняла участие только пятая часть всех избирателей, состоялись 3–5 декабря 1917, и победу на них одержали сионисты, получившие 35 из 70 мандатов. За прошедший год партия усилилась благодаря успешно проведенному в конце мая в Петрограде 7-му Всероссийскому съезду и опубликованной одновременно с Октябрьским переворотом Декларацией Бальфура, признавшей права евреев на национальный очаг в Палестине. Ортодоксы получили 9 мандатов, Фолкспартей и Бунд – по 8. Председателем Совета общины стал врач Александр Залкинд.
Одновременно проходила подготовка к выборам во Всероссийский еврейский съезд (ВЕС), который должен был предъявить еврейские национальные требования к Всероссийскому Учредительному собранию. Из-за Октябрьского переворота выборы делегатов на ВЕС в Петрограде состоялись только в конце января 1918, победу на них одержали сионисты; в условиях диктатуры большевиков съезд так и не был созван, и надежды на национальную автономию рассеялись.
Революция отразилась не только на политической и религиозно-общинной, но и на других сторонах еврейской жизни столицы. Так, ЕКОПО, ОРТ, ОПЕ и ОЗЕ осуществили демократизацию руководства и занялись подготовкой к возвращению домой беженцев и демобилизованных солдат. Одновременно они теряли многих активистов, уходивших в общероссийскую деятельность. Суммы внутрироссийских сборов этих организаций сокращались, а зависимость от государственной поддержки и помощи западного еврейства росла.
Была пересмотрена вся система еврейского образования. Специальная комиссия ОПЕ, которую после смерти Л.Каценельсона возглавил М.Кулишер, разрабатывала программу Высшей школы еврейских знаний (ВШЕЗ), призванной заменить закрывшиеся с началом войны Курсы Востоковедения. ВШЕЗ вместе с Комитетом и библиотекой ОПЕ должны были разместиться на Стремянной улице, 18, – в здании, приобретенном на пожертвование М.Крейнина.
По инициативе созданного 24 января 1917 Петроградского еврейского учительского общества в июне был созван Всероссийский съезд еврейских учителей. Преобладавшие на съезде идишисты провели резолюцию о бесплатной общей обязательной восьмилетней единой и светской школе на языке идиш и основали Всероссийский еврейский учительский союз. Оказавшиеся в меньшинстве учителя иврита сформировали собственный профсоюз.
Перестройка программы обучения, начавшаяся в Общественной еврейской гимназии – бывшей Эйзенбета под руководством Б.Динабурга , была ориентирована на углубленное знание иврита и классическое образование, что шло вразрез с провозглашенными на съезде принципами. Впрочем, многие петербуржцы, стремившиеся к скорейшей интеграции своих детей в окружающее общество, не возлагали надежды на реформу еврейского образования, а записывали своих детей в общерусские школы, куда их теперь принимали без ограничений. К началу 1918 не более четверти еврейских учащихся в городе учились в еврейских школах.
Революция привела к беспрецедентному росту партийной печати. В 1917 в Петрограде выходили 18 газет и журналов на русском языке и 6 – на идише. Сионисты выпускали 8 периодических изданий, социалисты – 7, большевики (после переворота) – 1, остальные вместе взятые партии – 5; только 3 периодических издания оставались беспартийными.
Многие еврейские ученые и литераторы переключились на общественно-политическую деятельность. Общие собрания членов ЕИЭО кончились, его комитет почти не собирался. Научные публикации почти прекратились. Еврейский музей пришлось закрыть к осени 1917 из-за участившихся грабежей. Только архив и библиотека ЕИЭО продолжали пополняться – собраниями умерших общественных деятелей и фондами ликвидированных общественных организаций.
Еврейское литературно-научное общество прекратило свою работу, а только что родившееся Литературно-художественное общество им. Леона Переца выпустило всего одну книгу. Общество любителей древнееврейского языка влилось в сионистский «Тарбут», чья деятельность была перенесена в Москву. В первые месяцы 1917 началась подготовка к открытию стационарного Еврейского художественного театра, но Октябрьский переворот разрушил эти планы.

Оказалось, что население не готово к спущенному сверху еврейскому равноправию. В системе народного просвещения нередко продолжали отказывать в приеме на работу учителям-евреям; в армии офицеры старались не допускать евреев – выпускников юнкерских училищ в офицерские клубы. Из-за роста в политической жизни роли радикалов, среди которых мелькали еврейские физиономии, поражений на фронте и нехватки продовольствия, в которых винили евреев, погромная агитация усилилась настолько, что ее осудил в своей резолюции 1-й Всероссийский съезд советов.
Еврейские либералы и сионисты не раз публично отрекались от соплеменников-революционеров вроде Стеклова, Зиновьева, Троцкого, Рошаля. В июне М.Горький в газете «Новая жизнь» отверг обвинения против всех евреев «за грехи двух или семерых большевиков». Убедившись в том, что никакие декларации не помогают, еврейская общественность приступила к организации самообороны. В июне 1917 под почетным председательством доктора С.Грузенберга образовался Петроградский союз евреев-воинов, которым был сформирован 1-й сводный еврейский отряд (к февралю 1918 он насчитывал около 150 человек).

Переворот, осуществленный большевиками в ночь на 25 октября (7 ноября) 1917, положил конец недолгому периоду свободы в России и тяжело сказался на судьбе города. По результатам анкетного опроса, проведенного среди коммунистов Петрограда в сентябре 1918, евреи и литовцы составляли по 2,6% от общего числа ответивших на анкету, отставая от латышей (10,6%), поляков (6,3%) и эстонцев (3,7%). Очевидно, что и в канун Октябрьского переворота среди петроградских большевиков процент евреев был не бóльшим. В руководстве РСДРП(б) доля евреев росла от февраля к октябрю. Так, на 7-й апрельской конференции, пятую часть делегатов от Петрограда составляли евреи, председателем Петроградского комитета РСДРП(б) был избран Л.Михайлов (Елинсон). Присоединение к большевикам «межрайонцев» Л.Троцкого, М.Урицкого, М.Володарского, М.Лашевича, Г.Чудновского и других на 6-м съезде привело к тому, что в избранном на съезде ЦК оказалось 6 евреев из 21.
Главным организатором захвата власти в Петрограде являлся Троцкий, возглавивший Петросовет после подавления выступления Корнилова. Чудновский был одним из трех членов Петроградского военно-революционного комитета и первым большевистским комиссаром Зимнего дворца. Рошаль, Нахимсон, Слуцкая, Цвилинг, Зейликман находились на ключевых постах в дни переворота. Главную должность в городе – председателя Петросовета – с 13 декабря занял Зиновьев. Он же в марте 1918 возглавил Совет Петроградской трудовой коммуны, а затем и Союз коммун Северной области. Председателем Петроградской ЧК стал Урицкий, а Володарский – комиссаром по делам печати, пропаганды и агитации.
В лагере противников переворота также было немало евреев. Евреи-юнкера участвовали в защите Зимнего дворца в ночь на 25 октября. Во время восстания юнкеров 29 октября при обороне телефонной станции и Владимирского училища погибло не менее 35 евреев. Г.Шрейдер возглавил Комитет общественной безопасности, созданный в Городской думе для противостояния большевикам. На 2-м Съезде советов среди ораторов, осудивших переворот от имени своих партий, большинство были евреями (Ю.Мартов, Г.Эрлих, М.Гутман и др.). Делегации партий «Поалей Цион», Бунда и Объединенной ЕСДРП покинули съезд в знак протеста. ЦК Сионистской народной фракции «Цейре Цион» («Молодежь Сиона») назвала Октябрьский переворот «преступной узурпацией». «Из царского застенка, после немногих дней святой свободы, в большевистский бедлам», – написала «Еврейская неделя» (орган Еврейской народной группы). Попыткой оправдаться перед неевреями за содеянное евреями-большевиками стало покушение на Урицкого, совершенное 30 августа 1918 поэтом и офицером Л.Канегиссером, сыном уважаемого члена общины.

Хотя большевики не признавали существования еврейской нации, из-за важности, которую Ленин придавал поддержке евреями советской власти, в Петрограде 19 января 1918 при Наркомнаце был сформирован Еврейский комиссариат, предназначенный для распространения коммунистических идей среди неассимилированных евреев и борьбы против влияния еврейских партий и общественных организаций. Евком намеревался также использовать возвращавшихся на отделившиеся от России западные территории еврейских беженцев и демобилизованных солдат для экспорта коммунизма, или, перефразируя его председателя Семена Диманштейна, «смазывать еврейской кровью колеса мировой революции».
Евком выступал против созыва Всероссийского еврейского съезда, против демократических общин, против еврейской самообороны. Вскоре он переехал в Москву, за исключением Евотдела культуры и просвещения , который теперь стал частью Губернского Комиссариата по делам национальностей.
Еврейские коммунисты устанавливали контроль над общественными организациями, еврейской культурой и образованием. Этот процесс шел параллельно с закрытием оппозиционных (в т.ч. еврейских) газет, роспуском партий (в т.ч. еврейских), национализацией церковной и синагогальной собственности, кладбищ (в т.ч. и Преображенского). Декретом Наркомпроса от 21 октября 1918 положение о единой трудовой школе распространялось на школы нацменьшинств.
Банковские накопления еврейских благотворительных организаций были конфискованы. В результате ЕКОПО, ОЗЕ, ОРТ, ОПЕ потеряли возможность нормально функционировать. Какое-то время они еще продолжали влачить существование благодаря заступничеству «Джойнта», но к 1921 году все равно были ликвидированы властями, кроме ОРТа, который прошел коммунизацию.
«Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января 1918 лишил религиозные организации статуса юридических лиц и возможности владеть собственностью, ограничив их права отправлением религиозного культа. Побочным результатом публикации декрета стало полное прекращение крещений, что подтвердило меркантильность, а не духовную потребность дореволюционных переходов евреев в христианство.
Новый порядок лишил Петроградскую общину ее разоренных спонсоров и многих источников дохода – например, от продажи участков на национализированном кладбище. Большие надежды, возлагавшиеся на обновленную общину, оказались иллюзорными; 19 июля 1919 постановлением Евкома все общинные советы, включая петроградский, были закрыты, как было сказано в постановлении, «навсегда».
Совет общины, поредевший из-за эмиграции многих его членов, был преобразован в советскую «двадцатку», у которой было даже меньше прав, чем у дореволюционного Хозяйственного правления. В этих условиях еврейские лидеры проявляли завидную стойкость и умудрялись обеспечивать голодных петербуржцев мацой к Песаху, принимать бежавших из провинции раввинов и поддерживать службу в синагоге, обходясь без ритуального серебра, конфискованного в 1922 под предлогом помощи голодающим Поволжья.
В октябре 1920 в Петрограде образовалась Евсекция под председательством старой большевички Анны Ивановны Раевой. Так как большинство евсеков были бывшими бундовцами, они признавали только коммунистическую культуру на идише в ее «пролетарском» изводе. У такой культуры почти не было сторонников среди петроградской общественности, испытывавшей неприязнь к радикальной идеологии и предпочитавшей русский язык и иврит. Поэтому закончились неудачей неоднократные попытки Евкома и Евсекции выпускать в Петрограде коммунистическую прессу на идише. Хотя оборудование конфискованных еврейских типографий имелось в избытке, в городе не хватало готовых к сотрудничеству с большевиками журналистов. Хромала и другая инициатива еврейских коммунистов – клуб для еврейских рабочих «Дер Идишер Арбетер» , который никак не становился популярным среди жителей города. Единственная успешная (в начале 1919) попытка создать театр на идише завершилась переводом театра-студии под руководством А.Грановского в Москву.
Стремясь привлечь на свою сторону старую еврейскую интеллигенцию, член Евкома и Коллегии Наркомпроса З.Гринберг разрешил учредить (в декабре 1918) и согласился финансировать Еврейский народный университет (см. «Институт высших еврейских знаний») и три исторические комиссии, что спасло от голода группу ученых и культурных деятелей.

Новый порядок подорвал благосостояние еврейских торговцев, от крупных до мелких, и всех бывших состоятельных людей, которым не всегда выдавался даже паек 3-й и 4-й категории. Соблюдающим кашрут приходилось еще труднее.
В этот период смертность у евреев достигла рекордного уровня – 31,2 на тысячу (1919), оставаясь все-таки существенно ниже общегородской. Весной 1918 под арестом находился бывший председатель ЕКОПО барон А.Гинцбург. В сентябре 1919 ВЧК произвела обыск в помещении ЦК Сионистской организации, конфисковала его кассу и арестовала несколько его членов.
Террор, утрата свободы и невыносимые условия повседневного бытия привели к массовому оставлению города еврейской буржуазией, интеллигенцией, политическими и общинными деятелями. За границу бежали барон А.Гинцбург, М.Гинсбург, М.Винавер, С.Ан-ский, Г.Эрлих, Ш.Нигер (Чарный), Н.Нир (Рафалькес), Д.Пасманик, С.Черниховский, Г.Слиозберг, М.Крейнин, О.Грузенберг, И.Ефройкин, Я.Лещинский, а также верхушка Сионистской организации. В 1920 эмигрировал Л.Шестов, в 1922 были высланы в Германию экономист Б.Бруцкус, литератор А.Изгоев (Арон Ланде), издатель А.Каган и др.
С 1917 по 1920 численность населения Петрограда упала с 2,5 млн. до 722 тыс. человек; но число евреев снизилась не более чем наполовину.
Те, кто остались в городе, были вынуждены пойти на государственную службу, заменяя собой «саботажников» – профессиональных чиновников. Большевики с радостью использовали угнетенные при царизме нацменьшинства, тем более евреев, на лояльность которых, ввиду антисемитизма Добровольческой армии, можно было положиться. На 1918–1920 годы приходится исторический максимум участия евреев в руководящих партийных и советских органах города: Горком партии (1918) – около 45%, комиссары Союза коммун Северной области – 36%, президиум Петросовета (1920) – 36%, Президиум Петросовпрофа (1919) – 60%.
Натан Альтман спроектировал праздничное оформление площади Урицкого (Дворцовой) к первой годовщине Октября и изваял с натуры скульптурный портрет Ленина (1920). И.И.Бродский писал портреты большевистских вождей: Ленина, Троцкого, Зиновьева. В то же время О.Мандельштам оплакивал умирающий под пятой большевизма Петрополь, а Владислав Ходасевич, внук ренегата Я.Брафмана, написал о революции: «Жестокий век! Палач и вор!».

Октябрьский переворот обострил антисемитизм, поскольку многие решили, что попали под власть евреев. Евреев винили в расстройстве городского хозяйства, всеобщем дефиците и терроре ВЧК. Дошло до призывов к насилию. Зиновьев на митингах клеймил подстрекателей и угрожал с ними расправиться, одновременно запретив еврейскую самооборону. Официальная пропаганда представляла антисемитские эксцессы делом рук классового врага и оппозиционных партий, рисуя при этом образ еврея – образцового коммуниста. Результатом такой «разъяснительной работы» могло быть только усиление враждебности к евреям населения, озлобленного против нового режима.
Массовое переименование улиц и площадей, предпринятое Петросоветом в 1918, только подлило масла в огонь, т.к. новые названия нередко давались в честь евреев – вождей международного коммунистического движения – К.Маркса, Ф.Лассаля, Ф.Адлера и погибших в ходе революции большевиков. Литейному проспекту присвоили имя Володарского, ему же в 1919 поставили памятник на Конногвардейском бульваре (не сохр.). Имя Урицкого получили Таврический дворец и Дворцовая площадь, Адмиралтейские набережную и проспект переименовали в набережную и проспект Рошаля, а Владимирский проспект и Владимирскую площадь – в проспект и площадь Нахимсона.
В октябре 1919, когда возникла реальная возможность захвата города армией Юденича, а в захваченной белогвардейцами Гатчине произошел еврейский погром, многие петербургские евреи ожидали белых со смешанными чувствами – надеждой на избавление и страхом перед насилием толпы.

Провозглашение нэпа (1921) привело к возрождению в городе частной торговли и предпринимательства, за которым шло восстановление промышленности. Жители начали возвращаться в Петроград–Ленинград, где жизнь постепенно налаживалась. Вследствие заключения мирных договоров со странами Балтии, Финляндии (1920) и Польши (1921) и облегчения эмиграционных правил, питерские поляки, финны, немцы, литовцы, латыши, эстонцы и евреи потянулись за границу. Эмиграция «западных» национальностей привела к резкому падению их доли в населении города, в то время как выезд евреев с лихвой восполнялся внутренней миграцией из бывшей черты оседлости.
Уже в 1923 численность евреев достигла 52373, превысив дооктябрьский уровень и составив 4,9% всего населения, что выдвинуло их на первое место среди нацменьшинств города. Перепись 1926 г. выявила 84480 (5,25%) евреев, которые уже намного опережали поляков (2,1%) и немцев (1,1%). К концу 1926 76,5% евреев Ленинграда были приезжими, меньше половины проживали в нем до 1918. Причем убывали обеспеченные и образованные слои, а прибывала местечковая, говорившая на идише публика, чаще из ближней Белоруссии, с преобладанием мужчин производительного возраста.
Снятие Зиновьева и его сторонников с руководящих постов в городе и губернии и назначение Кирова первым секретарем Ленинградского Губкома партии (1926), означавшие дальнейшее понижение статуса Ленинграда, ослабили иммиграционный поток на 2–3 года. Но к концу нэпа численность еврейского населения вновь резко выросла за счет притока разоренных предпринимателей и ремесленников. За годы первой пятилетки количество евреев в городе увеличилось вдвое (с 95 тыс. в 1929 до 186 тыс. в 1933), а их доля во всем населении достигла беспрецедентных 6,7%.
Большая часть новоприбывших стремилась быстрее влиться в окружающее общество, избавиться от местечкового акцента и, если требовалось, от клейма «лишенца», перенять советский образ жизни. Переживаемый ими шок от величия европейской архитектуры города и его культурных богатств – музеев, театров, библиотек – усиливали это желание. В Ленинграде можно было получить образование в лучших, почти недоступных до 1917 вузах и осуществить мечты еврейских матерей о том, чтобы их дети стали врачами, юристами, инженерами. Именно такие мигранты с годами определили лицо ленинградского еврейства.
Замена раввинского (и церковного) брака на гражданский (1919) и крайнее упрощение бракоразводной процедуры (1927) привели к росту числа разводов и смешанных браков. Правда и то, что самостоятельная жизнь молодых юношей и девушек в большом городе способствовала их отходу от традиционных норм поведения. В 1927 в Ленинграде было зарегистрировано 563 смешанных и 919 чисто еврейских браков. Мужчины гораздо чаще вступали в смешанные браки (331 против 232), быть может, не столько из-за большей консервативности еврейских девушек, сколько из-за повысившейся в глазах неевреек карьероспособности еврейских мужчин при новом режиме. Число разводов среди евреев с 1926 по 1927 скакнуло со 150 до 500(!), а процент внебрачных детей в 1922–1924 по сравнению с 1915–1917 вырос в 2,5 раза, оставаясь, тем не менее, в 2,7 раза ниже среднего показателя по городу.
Смертность у ленинградских евреев, и в особенности детская смертность в возрасте до 1 года, оставались намного ниже, чем у остального населения (7,7 против 17,8 на 100 родившихся), а вот частота самоубийств выросла, превысив среднюю (34,4 по сравнению с 32,1 на сто тысяч).
На переписи 1926 г. ленинградское еврейство показало рекордно высокий уровень грамотности (88,7% у мужчин и 86,8% у женщин) и низкий процент тех, кто считал идиш родным языком (Ленинград – 30%, РСФСР – 50,3%, СССР – 73%).
Важным показателем советизации являлось членство евреев в коммунистической партии, а также участие в руководящих партийных органах. Если в 1918 процент евреев в Петроградской партийной организации соответствовал их доле в населении города, то к началу 1926 он снизился до 2,7% (2398 человек). Это объяснялось большим числом еще не советизировавшихся приезжих, а также появлением при нэпе возможности прожить не сотрудничая с большевиками. В Петроградском губкоме доля евреев снижалась с одной пятой в 1922 до одной восьмой (или девятой) в конце 1923. При Кирове процент евреев в городских властных структурах снизился еще более. В Ленинградском обкоме 1929 года евреи составляли около 6%. В Ленсовете и его президиуме наблюдались сходные тенденции.

Если большинство приезжих строили своё будущее полагаясь на государство, меньшинство использовали нэп для сохранения экономической независимости. На первую тенденцию указывал бурный рост доли советских служащих: 30,5% всех самодеятельных (по терминологии переписи «самодеятельные» – лица, имеющие собственный источник дохода, включая зарплату, пособие, пенсию, стипендию, арендную плату и т.д.) евреев в 1923, 40,2% – в 1926 г. На вторую – гипертрофированный по сравнению с остальными горожанами процент независимых хозяев (13,3% у евреев, 7,4% у неевреев в 1926) и обладателей свободных профессий (5,0% у евреев при 0,7% в среднем).
По данным 1924 года, на Балтийском заводе числилось только четверо рабочих-евреев, а на Невском заводе им. Ленина и на Заводе им. Козицкого их не было вообще. Возможно, из-за антисемитизма еврейские рабочие предпочитали мелкие и частные предприятия. Возрождение промышленности привело и к увеличению числа рабочих (13,5% всех самодеятельных евреев в 1926 по сравнению с 7,0% в 1923). Когда во второй половине 20-х государство усилило давление на частный сектор, разоренные торговцы пополняли ряды наемных торговых работников и безработных. Превращение торговца в советского завмага было более естественным, чем его обращение к физическому труду. 1929 год ознаменовался массовым выселением нэпманов из предварительно национализированных квартир. Чтобы избежать потери жилья или «уплотнения» потенциально враждебными жильцами, их владельцы селили у себя знакомых и родственников, работавших по найму. В результате образовалось множество еврейских коммуналок.
Работа в ремесленно-кустарном производстве позволяла жить по еврейскому календарю, соблюдая субботу. Таких евреев в Ленинграде насчитывалось 5120 человек в 1926 г. или немногим более 10% всех самодеятельных евреев. Первое место среди них занимали швейники (35%). К осени 1929 в процессе ликвидации нэпа 6–7 тысяч еврейских кустарей Ленинграда были вынуждены объединиться в сотню производственных артелей – и еще несколько лет им удавалось сохранять долю автономности от государства и однородный национальный состав артели, общаясь на родном языке и не испытывая антисемитизма.
Несмотря на «классовые» фильтры, в 1923 евреи составили 11% поступивших в ленинградские вузы. В 1925 в ЛГУ открылось еврейское отделение рабфака. Хотя материальное положение студентов было очень тяжелым, понимание того, что у профессий отцов нет будущего и что при отсутствии партбилета диплом – единственная солидная опора в советском обществе, давало молодежи дополнительный стимул к учебе.

Успешное продвижение евреев по социальной лестнице усиливало неприязнь к ним окружающих. Участились антисемитские инциденты. Коренных петербуржцев выходцы из местечек раздражали своей традиционной еврейской внешностью, провинциальными манерами, неправильным произношением, а главное тем, что они изменили собой облик города. Интеллигенции приходилось потесниться, освобождая для евреев должности, на которые их раньше не принимали. Часть старой профессуры сопротивлялась проникновению евреев на вузовские кафедры.
Петроградские газеты изобиловали заметками об уклоняющихся от налогов торговцах и нэпманах, контрабандистах, взяточниках, нечистых на руку хозяйственниках, национальная принадлежность которых не вызывала сомнений. А разгром «объединенной оппозиции» в 1926 многие восприняли как исправления допущенного Лениным непропорционального представительства евреев во власти. Антисемитизм расцвел на бытовом уровне, наблюдался в учебных заведениях, на заводах и в Красной Армии.
Обеспокоенное правительство начало в 1927 мощную пропагандистскую кампанию против антисемитизма, которая включала многочисленные газетные публикации, разъяснительные лекции, тематические спектакли и фильмы. Из 56 книг, вышедших в 1927–1932 на эту тему, половина была издана в Ленинграде. Райком партии Московско-Нарвского района в июле 1928 постановил считать борьбу с антисемитизмом одной из важнейших задач в деле культурного и политического воспитания рабочих. При этом статья 59-7 УК РСФСР, предусматривающая лишение свободы сроком до двух лет за пропаганду национальной и религиозной вражды, применялась к антисемитам редко.
В условиях подавления гражданских свобод и инакомыслия 30-х годов антисемитские выступления поутихли, а сообщения о них почти исчезли со страниц газет. Государство больше не хотело признавать распространенность антисемитизма, чтобы никто не усомнился во всесилии власти.

К началу нэпа все некоммунистические партии были запрещены. Однако мощное сионистское движение не так просто было искоренить. В условиях запретов и преследований, оставшиеся либеральные сионисты и испытавшие кратковременный подъем социалистические сионистские группы предпочитали сотрудничать. С начала 1920 базой для такого сотрудничества являлся клуб «Гатхио» ( -Тхия – «Возрождение», иврит) на Лиговской ул., который приютил петроградские отделения -Халуца («Пионер»), -Хавера («Товарищ») и «Маккаби». Клуб насчитывал около 200 членов. Несмотря на заявленную культурную направленность, его мероприятия, лекции и концерты носили явную сионистскую окраску. Не удивительно, что к концу 1921 Евсекция добилась закрытия «Гатхио».
В 1922 издательство «Кадима» («Вперед») сумело выпустить семь номеров «Еврейского вестника». Когда в марте 1924 в Москве было арестовано нелегальное Центральное бюро сионистской организации, руководство движением переместилось в Ленинград, где его возглавил юрист Л.Гуревич, который предпочитал использовать легальные возможности, например, выпустил книгу «Сирия, Палестина и Месопотамия» в издательстве «Наука и школа» (1925).
На крайне левом фланге сионистского движения находилась Еврейская коммунистическая рабочая партия («Поалей Цион», см.), которая продержалась дольше всех других политических партий СССР ценой идишизации, коммунизации и отказа от остатков сионизма в своей программе. В 1926–1928 мероприятия ленинградского отделения партии проходили на ул. Чехова в бывшей квартире А.Суворина; там же располагался и ее комитет. Ленинградская партийная организация ЕКРП насчитывала несколько десятков членов; о ее существовании мало кто знал, поэтому ликвидация партии в марте 1928 прошла незаметно.
Послереволюционное омоложение и полевение сионистского движения наблюдалось по всей стране. В Ленинграде действовал -Халуц (в тогдашнем написании Гехалуц), расколовшийся в 1923 на легальный (классовый) и нелегальный (национально-трудовой) , в составе которого, в отличие от провинции, преобладали студенты и лица умственного труда. У легального -Халуца имелась трудовая артель по металлообработке «Амал» («Труд»), служившая центром трудовой подготовки молодежи для Эрец-Исраэль. Нелегальный -Халуц имел столярную мастерскую. Помимо -Халуца в Ленинграде была активна студенческая сионистская организация -Хавер, в 1924, в результате объединения с другими организациями, превратившаяся в Единую Всероссийскую организацию сионистской молодежи (ЕВОСМ). Тогда же в городе активизировались нелегальная Сионистская социалистическая партия (ЦСП), левый и правый (классовый и национальный) -Шомер -Цаир («Молодой страж»), движение «Маккаби» и другие организации, которые насчитывали совокупно несколько сотен членов. Почти оторванные от сионистского движения в мире и в Эрец-Исраэль, они выпускали самиздатовские газеты и листовки, проводили съезды и конференции, увязая в бесконечных идеологических дискуссиях и раздорах, которые продолжались в тюрьмах и ссылках. Материальное существование их было нищенским. Всё нелегальное сионистское движение в городе было подавлено к 1930, а легальный -Халуц распущен еще в 1928.

«Оттепель» нэпа коснулась и религиозно-общинной жизни. Борьба с синагогой не была в центре внимания Петросовета, озабоченного более оппозицией православной церкви. По мере разрешения частного предпринимательства у Хоральной синагоги появились щедрые жертвователи. Переведенная на хозрасчет «Петроградская правда» обильно печатала рекламу открывавшихся кошерных столовых, кухмистерских, продуктовых и мясных лавок, моцепекарен. Знаменитый киевский кантор П.Пинчик в 1922 выступал с концертами в Большом зале Филармонии. В 1923 в государственной типографии «Красный агитатор» напечатан талмудический труд раввина Каценеленбогена «Мэаян мэй нефтоах» («Открытый источник»), а в следующем году та же типография выпустила религиозную книгу Катриэля Воробьева «Сэфер мофтей -тэва» («Книга чудес природы»).
Наплыв религиозных евреев привел к открытию новых молелен и синагог по всему городу, число которых превысило дореволюционную цифру (17 в 1927 г.). Многие из этих синагог были хасидскими.
Всё это, впрочем, не означало спокойную жизнь для служителей культа. В 1923, пережив арест, раввин М.Айзенштадт был вынужден эмигрировать, а Д.-Т.Каценеленбоген решил не оставлять свою общину в трудное время. Сам он постоянно подвергался притеснениям.
Смягчение законодательства в отношении регистрации религиозных обществ (27 апреля 1923) было использовано старыми активистами для учреждения (24 октября 1924) Ленинградской еврейской религиозной общины (ЛЕРО, см.) с более широкими полномочиями, чем у обычной «двадцатки». Председателем ее правления был избран Л.Б.Гуревич. Правление ЛЕРО, состоявшее из ортодоксов и национально настроенной интеллигенции, возглавило религиозно-общинную жизнь города, собирало взносы и пожертвования, организовывало похороны, свадьбы и другие еврейские обряды, обеспечивало верующих кошерным мясом, нанимало шойхетов, содержало миквы, тесно сотрудничало с еврейскими организациями социальной помощи – такими, как ЛЕКОПО и даже, по инициативе Гуревича, занялось подготовкой всероссийского съезда еврейских религиозных общин. Под управлением ЛЕРО Хоральная синагога переживала подъем. У нее был замечательный кантор и прекрасный хор. В праздники она заполнялась до отказа.
В июне 1924 в Ленинград прибыл из Ростова-на-Дону шестой Любавичский ребе Иосиф-Ицхак Шнеерсон с семьей и приближенными. С 1922 Шнеерсон стоял во главе нелегального Раввинского комитета и, распоряжаясь значительными денежными суммами, собранными среди верующих и полученными у «Джойнта», распределял их на поддержку иешив, хедеров, шойхетов и меламедов во многих городах и местечках страны. Авторитет Шнеерсона повысил влияние хабадников в Ленинграде, но в правлении ЛЕРО они оставались в меньшинстве.
В глазах хасидов ЛЕРО управлялось опасными реформаторами, безбородыми интеллигентами, которых они подозревали в сотрудничестве с властями. Вокруг созыва съезда еврейских общин разгорелась бескомпромиссная борьба между Шнеерсоном, считавшим эту затею вредной, и Гуревичем, пользовавшимся поддержкой Каценеленбогена. Конфликт привел к выходу хабадников из ЛЕРО и открытию ими собственной синагоги «Цемах Цедек» на углу улиц Жуковского и Восстания.
Разрешение на съезд было наконец получено 25 мая 1927, и его проведение назначили на октябрь. Однако арест Шнеерсона и его секретаря Хаима Либермана 14 июня 1927 спутал все карты. Любавичского ребе заключили в ДПЗ и предъявили обвинение по ст. 58, п.14 и ст. 122 УК РСФСР. Еврейская общественность включилась в кампанию по его освобождению и с помощью возглавлявшей Политический Красный Крест Е.Пешковой добилась освобождения Шнеерсона и Либермана из-под стражи со сравнительно мягкими приговорами: трехгодичной ссылкой Либермана в Тамбов, а Шнеерсона – в Кострому. 11 июля ссылка тоже была отменена, и вскоре Шнеерсону с семьей и ближайшими последователями было разрешено эмигрировать из СССР.
Дело Шнеерсона-Либермана оказалось лишь прелюдией к более масштабным преследованиям еврейской религии в Ленинграде. В преддверии Песаха 1929 г. «Ленинградская правда» начала атаку на Хоральную синагогу, назвав ее клубом торговцев и «прибежищем антисоветских сплетен». Затем на заводских митингах еврейские трудящиеся потребовали закрытия синагоги. В дни Рош -Шана ЛЕРО была распущена, а члены ее правления и активисты (всего 11 человек) отданы по суд. 17 января 1930 Леноблисполком постановил закрыть Хоральную синагогу и передать ее под дом культуры «трудящихся-евреев» (спустя две недели аналогичное постановление было принято по Хоральной синагоге в Москве). Только благодаря публикации статьи Сталина «Головокружение от успехов» (2 марта 1930) о «перегибах» коллективизации и антирелигиозной борьбы обе главные синагоги страны были помилованы. Однако от нанесенного удара ленинградская община уже не смогла оправиться.

В 1922 по инициативе старых общественных деятелей возродился ЕКОПО, но теперь он назывался Петроградский (с 1924 – Ленинградский) комитет помощи бедным евреям (ПЕКОПО-ЛЕКОПО, см.), а сфера его деятельности была ограничена пределами губернии. Председателем ЛЕКОПО был избран выдающийся пульмонолог и еврейский общественный деятель А.М.Брамсон (с 1924 – Абрам Лесман, с 1925 – Яков Эйгер). ЛЕКОПО содержал убежище для престарелых на сто человек на 5-й линии В.О. (директор Е.Клионский), субсидировал два детских «очага» и три дешевые кошерные столовые для нуждающихся студентов. Из 2500 бесплатных обедов, отпущенных в этих столовых в 1926, 2150 оплачивались ЛЕКОПО и ЛЕРО, остальные – любавичским ребе. В 1925 ЛЕКОПО удалось открыть собственную лечебницу на ул. Гоголя, в бывшем особняке княгини Н.П.Голициной. Оборудование для лечебницы поставил «Джойнт». ЛЕКОПО также занимался созданием сети еврейских производственных артелей, которые, во-первых, обеспечивали нуждающихся работой, а во-вторых, жертвовали ЛЕКОПО значительные суммы. В октябре 1929 было решено ликвидировать ЛЕКОПО. Закрыли и убежище для престарелых.
ОЗЕ так и не было возрождено, но врачи ОЗЕ образовали Комиссию по изучению психофизики евреев при ЕИЭО, которая в 1926–1930 издала три сборника «Вопросы биологии и патологии евреев». ОРТ, контролировавшийся коммунистами, поддержал кампанию по аграризации советских евреев. Старые «ортовцы», в обход руководства продолжавшие поддерживать кустарей, образовали кооперативное товарищество «Труд» при тресте Производсоюз. В товарищество входило более тысячи еврейских кустарей. Контора «Труда» и клуб находились на ул. Герцена. И ОРТ, и «Труд» были ликвидированы в 1929.
Ленинградское отделение ОЗЕТа было открыто в феврале 1926. Будучи с самого начала под контролем компартии, ЛенОЗЕТ в первые годы обладал некоторой степенью автономии, и на этом этапе в его деятельности принимала участие и старая еврейская общественность. Однако переориентация еврейского землеустройства с Крыма и Украины на Дальний Восток (1928), а также проведенные «пролетаризация» и «интернационализация» общества оттолкнули еврейскую общественность и многих рядовых членов-евреев от организации. К 1931 году ЛенОЗЕТ превратился в бюрократический придаток партийно-государственного аппарата, руководимый бывшим чекистом Васильевым, а его деятельность почти полностью свелась к распространению билетов ОЗЕТ-лотереи.

Еврейские школы Петрограда попали в ведение Отдела нацменьшинств Губкомпроса и Евсекции Петроградского Губкома партии. Все они прошли организационную реформу. Религиозные предметы были исключены из программы. Преподавание иврита запретили сначала в начальных классах, а потом и вообще в школах.
К осени 1922, после привоза в Петроград трехсот сирот с Украины, число детей в еврейских домах и школах превысило тысячу. Большинство учителей в еврейских школах тоже были новыми, приехавшими с Украины. Исключением был З.Киссельгоф – энтузиаст еврейского образования и знаток фольклора, возглавлявший школу и детский дом на 10-й линии В.О. К концу 1920-х число еврейских школ стало падать. В 1929 из каждой тысячи ленинградских немцев в собственных национальных школах обучалось 38 человек, поляков – 16, эстонцев – 13, латышей -11, а евреев – только 5.
Что касается высшего еврейского образования, то, не сумев советизировать небольшой Институт высших еврейских знаний (ИВЕЗ, бывший Еврейский университет, см.) во главе с ректором, историком евреев Западной Европы С.Лозинским и ученым секретарем С.Цинбергом, в 1925 власти его закрыли.

При нэпе еврейская научная жизнь в городе оживилась. ОПЕ и ЕИЭО прошли перерегистрацию как научные общества (хотя и без права работать «среди широких масс» и за пределами Петроградской губернии). Снова стали выходить книги по еврейской истории С.Дубнова, С.Лурье, С.Гинзбурга, Н.Бухбиндера, выходили также сборники «Еврейская мысль (1922, 1926), «Еврейская старина» (1924, 1927, 1930), «Еврейская летопись» (1923, 1926), «Еврейский вестник» (1928). В 1923 вновь открылся Еврейский музей.
Регулярные научные доклады, читавшиеся на заседаниях ОПЕ на Стремянной ул., 18, как и богатая библиотека ОПЕ , являлись отдушиной для приверженных «допролетарской» еврейской культуре интеллигентов.
В связи с пересмотром национальной политики к концу 1929, ОПЕ, ЕИЭО и Еврейский музей были закрыты. Ценнейшие собрания редких книг, древних рукописей, исторических документов и художественных ценностей, хранившиеся в этих учреждениях, были частично утрачены или уничтожены, а остальные рассеяны по музейным и книжным коллекциям разных городов.
Еврейские науки изучались не только в еврейских общественных организациях, но и в государственных учреждениях – университете, Публичной библиотеке, Азиатском музее и других. Там предпочитали классические предметы: гебраистику, семитологию, древнейшую историю евреев. В университете, у профессора П.Коковцова учились М.Соколов, А.Борисов, И.Винников, И.Бендер, К.Старкова, Ю.Солодухо, И.Франк-Каменецкий. В фонде еврейских книг Публичной библиотеке работали Д.Маггид и И.Равребе. Еврейская этнография развивалась благодаря усилиям Л.Штернберга, Е.Кагарова и В.Тана-Богораза.

Направлявшийся сверху процесс идишизации еврейской культурной жизни в стране не оказал почти никакого влияния на Ленинград. Последнее периодическое издание на идише – орган ОРТа «Дер эрд арбейтер» («Земледелец») прекратилось в 1922. В межвоенный период в городе не жил и не творил ни один выдающийся идишистский писатель. И начальство, и большинство новоприбывших было заинтересовано в скорейшей культурной ассимиляции, а старожилы предпочитали еврейскую культуру на русском или иврите.
Русско-еврейская литература, за редким исключением, превратилась в русско-советскую литературу с еврейскими темами и героями. К исключениям можно отнести рассказ Л.Лунца «Родина» (1923), рассказ М.Казакова «Человек, падающий ниц» (1929), ну и конечно, книги Д.Левина «Десять вагонов» (1931), «Улица сапожников» (1932), к мейнстриму – некоторые произведения Ю.Лебединского, В.Тана-Богораза, Е.Полонской, В.Каверина. Так как цензура не позволяла затрагивать целый ряд тем, кое-кто из литераторов (например, автор сионистских стихов С.Я.Маршак) вообще отошел от еврейской тематики.
После того, как в 1921 именитые ивритские писатели покинули страну, в Ленинграде образовался кружок молодых ивритских литераторов, выходцев из черты оседлости, в большинстве левых авангардистов. Лидером группы был И.Матов, а самым талантливым поэтом – перебежчик из Польши Х.Ленский. Материальное и социальное положение ивритских литераторов были чрезвычайно зыбкими. Им не давали встречаться с читателями, а их единственный сборник «Беришит» («Начало», 1926) был отпечатан в Берлине.

Неоднократные попытки создать в городе постоянный еврейский театр, как на идише, так и на русском, успеха не имели. Деятельность Еврейского общества народной музыки в 20-е годы переместилась в Москву, а многие его члены-петроградцы эмигрировали. Из композиторов продолжал работать в еврейской тематике лишь М.Мильнер, из художников – С.Юдовин. Последним прибежищем «пролетарской» еврейской культуры оставался Еврейский дом просвещения им. Я.Свердлова, переселенный из бывшего помещения ИВЕЗа на Троицкой улице и втиснутый в одно здание с польским, латышским, финским, белорусским, литовским и венгерским домами просвещения на ул. Некрасова, 10.

Начав индустриализацию, государству пришлось повысить статус научно-технической интеллигенции и улучшить ее материальное положение (правительственное распоряжение 1931 года). В вузах покончили с экспериментальными методиками 20-х годов, вернули экзамены и снизили роль рабфаков, а число вузов, готовивших инженеров, резко увеличили. Ленинграду в программе индустриализации отводилась особая роль как кузнице кадров, важнейшему научному и промышленному центру. Массовые репрессии, последовавшие за убийством Кирова (1 декабря 1934), не изменили курса партии на подготовку новой советской интеллигенции и повышение ее уровня жизни. На эту роль как нельзя более подходили выходцы из местечек, не видевшие альтернативы преданному служению советской власти.
Перепись 1939 г. зафиксировала 201542 еврея, составлявших 6,31% всего населения города, в 3,7 раза превышавших по численности следовавших за ними украинцев. Еще 17711 евреев проживали в Ленинградской области, в том числе: в Слуцке (Павловске) – 2013, Пскове – 1068, Старой Руссе – 828, Красногвардейске (Гатчине) – 780, Сестрорецке – 750, Новгороде – 639, Парголово – 601, Луге – 554.
Продвижению евреев способствовало их упорное стремление к знаниям. Каждый пятый студент вуза в Ленинграде был евреем, а каждый 12-й еврей учился в вузе (и только каждый 44-й русский и 95-й татарин). В результате доля обладателей высшего образования у евреев в 1939 достигла 12,3%, превышая средний показатель по городу (3,1%) почти в четыре раза.
Перепись 1939 делила все население на «работников умственного и физического труда». У ленинградских евреев численное соотношение между категориями было 78:22, тогда как у всего населения первая категория составляла меньшинство. Годами пропагандировавшаяся государством пролетаризация еврейского населения не стала реальностью в Ленинграде: рабочие вместе с ремесленниками составляли всего 21% самодеятельных евреев. Это были металлисты, швейники, обувщики, текстильщики, причем в число металлистов попали 529 часовщиков и ювелиров. Некоторые из них шли к станку, чтобы, заработав двухлетний стаж, поступить на рабфак.
Высокий уровень образования и практическое отсутствие государственного антисемитизма позволили евреям занять видное место в престижных профессиях. Они доминировали в первую очередь в медицине, адвокатуре, литературе, журналистике, государственной торговле и, в меньшей степени – в музыке, науке и управлении. Евреи возглавляли 290 из 644 медицинских учреждений Ленинграда, составляли 58,6% всех фармацевтов и провизоров, 38,6% всех врачей (кроме зубных) и 69,4% всех дантистов. Среди завмагов 30,9% являлись евреями, а среди рядовых продавцов – 15,4%. Почти треть ленинградских писателей, журналистов и редакторов, четверть всех музыкантов и дирижеров, почти 12% всех художников, скульпторов, актеров и режиссеров были евреями. Каждый пятый инженер, научный работник, преподаватель вуза был евреем – эти профессии почти отсутствовали среди них в начале 1920-х. 

Типична для тех лет биография И.Усыскина, выходца из провинциальной рабочей семьи, закончившего физико-механический факультет Ленинградского индустриального института: в 24 года он уже зарекомендовал себя как специалист по космической радиации (погиб в 1934 во время приуроченного к XVII партийному съезду полета стратостата «Осоавиахим №1»). Головокружительную карьеру сделал выходец из бедной многодетной семьи Винницкой области Исаак Зальцман: за пять лет работы на «Красном путиловце» (с 1934– Завод им. Кирова) он вырос из рядового инженера до директора завода, а в 1942 стал наркомом танковой промышленности.

В межвоенный период в Ленинграде работали выдающиеся писатели и поэты О.Мандельштам, 

С.Маршак, В.Каверин (Зильбер), Ю.Тынянов, М.Слонимский, М.Казаков, 

Б.Лившиц, Е.Полонская, 
крупные литературоведы Г.Гуковский,Б.Эйхенбаум, В.Жирмунский, Ю.Оксман.

Киностудию «Ленфильм» прославили знаменитые режиссеры А.Зархи, И.Хейфец, Л.Трауберг, Г.Козинцев, Ф.Эрмлер (Бреслав), М.Дубсон.
Еврейские женщины чаще женщин других национальностей Ленинграда достигали фактического равноправия. На каждые 100 евреев с высшим образованием приходилось 66 женщин, на каждые 100 русских – 48 женщин, на 100 татар – 33. Еврейки преобладали среди учителей школ и техникумов, заведующих и воспитательниц детских садов и домов, библиотекарей. Они составляли 86% всех еврейских дантистов и 60% всех дантистов города. Тем не менее, в целом социальный статус женщин оставался ниже мужского. Например, среди евреев – руководителей общесоюзного и республиканского уровня женщины составляли только 10,8%.
Достигнутое отразилось на распределении еврейского населения по районам города. Если до революции они концентрировались в торгово-ремесленном поясе Петрограда, то теперь оказались в центральных, в прошлом аристократических и богатых районах. В Куйбышевском районе евреи составляли 14,2% всего населения, в Дзержинском – 12,6%, в Октябрьском (где находилась Хоральная синагога) – 10,3%. Правда, они, подобно большинству ленинградцев, чаще ютились в коммуналках. Тем не менее, и в советское время в центре коммунальное и медицинское обслуживание, преподавание в школах и торговля были поставлены лучше, а преступность была ниже. В рабочих районах процент евреев колебался между 1,5% и 2,3%.
Конечно, от еврейской интеллигенции, как и от всех, требовалась постоянная демонстрация верности режиму. Так, группа врачей и профессоров обкомовской больницы им. Свердлова, состоявшая почти целиком из евреев, приветствовала «наш славный НКВД и его руководителя тов. Ежова» и требовала не давать пощады «бешеным фашистским псам» (т.е. обвиняемым на очередном политическом процессе). Немало евреев работало на ответственных должностях в Ленинградском УНКВД (Шапиро-Дайховский, Мигберт (Глейзер), Фидельман, Перламутер, Альтман, Гартнер и др.) в 1936–1938 начальником управления в 1938 являлся Михаил Литвин. Все они были репрессированы, а Литвин застрелился в ноябре 1938, узнав о собственном неминуемом аресте.
Среди жертв НКВД тоже было немало евреев. Из 14 партийных и комсомольских деятелей, осужденных к расстрелу по делу «ленинградского террористического центра», по крайней мере, четверо было евреями – В.Левин, С.Мандельштам, Л.Сосицкий и Л.Ханик. Евреи составляли 4,4% всех расстрелянных в 1937. Предположительно на Левашовской пустоши захоронены по крайней мере 12 расстрелянных раввинов и активистов синагоги, а также выдающийся учёный, физик М.Бронштейн 

и поэт Б.Лившиц.
Доля евреев в партийном и управленческом аппарате, в судебных органах, прокуратуре и НКВД значительно понизилась после чисток 30-х годов. К 1939 году их осталось 15% в руководстве союзных и республиканских партийных и советских организаций, учреждений и предприятий, размещавшихся в Ленинграде, 10% среди руководителей городских и первичных организаций. Юристы, вытесненные из суда и прокуратуры (12,4%), умножили число евреев-адвокатов (45% всех ленинградских адвокатов).
Тема антисемитизма в советском обществе в 30-х все реже поднималась на страницах газет, которые предпочитали рассказывать о бесправии еврейских трудящихся за рубежом. Снятый на Ленфильме фильм М.Дубсона «Граница» (1935) повествовал о беспросветном существовании в еврейском местечке Польши на контрастном фоне счастливой жизни евреев в близком, но отделенном границей колхозе им. Ворошилова.
Изображая советских евреев на сцене и в кино, требовалось подчеркивать их полную интеграцию в советский социум. В комедии «Чужой ребенок», поставленной в 1934 Д.Гутманом в Театре комедии, выведен старый еврей-часовщик, отказавшийся проклясть брак своей дочери с магометанином.
С.Михоэлс, приехавший во главе лучшего идишистского театра страны ГОСЕТа на гастроли в Ленинград в 1935, писал жене, что на спектакле «Тевье-молочник» зал был заполнен лишь на 15%, при том, что часть зрителей пришла по бесплатным билетам. Другие спектакли ГОСЕТа собирали еще меньше зрителей, что показывало, насколько непрестижной считалась ленинградцами культура на идише.
В 1936 из каждых ста евреев, вступивших в брак, 58,6% женились на еврейках, а из ста евреек 70,4% женщин предпочли партнера своей национальности. Таким образом, евреи, а особенно еврейки, оставались относительно консервативными в отношении смешанных браков.
По немногим сохранившимся данным всесоюзной переписи 1937 г., лишь 17,4% евреев СССР назвали себя верующими, по сравнению с 57% у всего советского народа. Надо полагать, что в Ленинграде этот процент был еще ниже, тем более, что ответственные работники и коммунисты опасались быть уличенными в приверженности к традиции.
В 1939 только 20,5% ленинградских евреев назвали еврейский язык (идиш) своим родным языком, в то время как в среднем по стране этот процент составлял 39,7%. В то же время 85% ленинградских татар, 46% украинцев и 36% немцев сохранили родной язык.
По скорости аккультурации, урбанизации и советизации евреев Ленинград был схож с Москвой и Харьковом, опережая Киев и Одессу. Многие из тех, кто добился успеха, почти не вспоминали о своей национальности. Выдающийся шахматист М.Ботвинник выразился так: «Я был еврей по рожденью, русский по культуре, советский по воспитанию».
Тем же, кто не хотел отказываться от своего национального «я», оставалось всё меньше места в обществе победившего социализма. К середине 30-х в городе уже не было ни одной независимой еврейской общественной организации, никакой еврейской периодической печати. Престарелого сотрудника фонда еврейских книг Д.Маггида не только изгнали из ГПБ, но и запретили ему частным порядком изучать еврейские рукописи, хранившиеся в библиотеке. Его дочь, С.Маггид, на основе полевых исследований написавшая монографию «Баллада о еврейском фольклоре» (1938), так и не увидела ее напечатанной.
Лишь Ленинградское отделение ОЗЕТа, последняя еврейская школа З.Киссельгофа на В.О. и Еврейский дом просвещения  на ул. Некрасова свидетельствовали о том, что какая-то работа с еврейским населением еще велась. Гордостью Евдомпросвета считался Еврейский вокальный ансамбль «Евоканс», руководимый М.Мильнером.
В ноябре 1934 НКВД арестовал членов кружка ивритских литераторов. После пяти лет заключения Х.Ленскому было разрешено поселиться в Малой Вишере, но 30 июня 1941 он был арестован вновь и погиб в лагере. Старший товарищ Ленского, врач и ивритский поэт Н.Шварц погиб в 1938.
В 30-е годы после разгрома ЛЕРО и смерти раввина Каценеленбогена (декабрь 1930) функции правления Хоральной синагоги свелись к удовлетворению основных религиозных нужд прихожан. Пост председателя правления занимал митнагед Ф.Эстрин. Новый раввин, любавичский хасид из Минска М.-М.Глускин вступил в должность только в июле 1934, а в ноябре 1936 он умер, не вынеся полубездомного существования и оставив круглыми сиротами четырех дочерей. Хабадская синагога «Цемах Цедек» на углу ул. Жуковского и Восстания была опечатана Горисполкомом 17 марта 1932, а ее раввин Ш.Лазаров был арестован еще в 1930. Для моления, кроме Хоральной и Малой синагог на Лермонтовском проспекте, осталась хабадская синагога «Шаарей Цедек», располагавшаяся на втором этаже дома 4 по Артиллерийской ул. и десятки разбросанных по всему городу разрешенных и нелегальных квартирных миньянов.
Публикация 27 января 1936 «замечаний» Сталина, Жданова и Кирова к учебникам по истории СССР и новой истории завершила поворот партийного курса к русскому национализму. Одновременно началось подавление религий и культур национальных меньшинств. К концу 1937 «Шаарей Цедек» была опечатана, а миньяны разогнаны. Последняя в городе миква была закрыта, а выпечка мацы в Хоральной синагоге прекращена. Отчаянно борясь за свои права, пятеро смельчаков (Ф.Эстрин, Ш.Угорский, С.Азарх, А.Гутерман и А.Гутман) отправили письма протеста Сталину, Калинину и Молотову, подчеркнув, что запрет на мацу «не имеет прецедентов в истории евреев». Так же остро стояла и проблема с кошерным мясом.
Хоральная синагога, хотя и не была официально закрыта, подверглась жестокой чистке, в результате которой был арестован и большей частью расстрелян ее актив, включая раввинов и кладбищенских служителей – как хасидов, так и митнагедов (Шмуэль Неймотин, Эльханан Морозов, Фэйбиш Эстрин, сын раввина Саул Каценеленбоген, Ицхак Раскин, Дубер Кузнецов, Мойше Поляк и др.), что привело к параличу еврейской религиозной жизни в Ленинграде. В 1940 в синагоге не нашлось раввина для проведения осенних праздников.
Жертвами террора стали и бывшие деятели ликвидированных еще в 1928 ЕКП («Поалей Цион») и движения -Халуц, осужденные на длительные сроки тюремного заключения в октябре 1937. Органы НКВД арестовали и последних представителей петербургской еврейской культуры, включая И.Цинберга и З.Киссельгофа. Чистки не миновали и востоковедов-гебраистов И.Равребе, И.Гринберга, Н.Ериховича и студента ЛГУ И.Амусина.
Ликвидация советских еврейских учреждений – утратившего свое значение ЛенОЗЕТа, пригородного колхоза «Еврабзем», Евдомпросвета и 11-й еврейской школы на В.О. – проводилась параллельно с расправой над синагогой, с той только разницей, что это не всегда влекло репрессии против работников закрываемых организаций.
В 1939 в Музее этнографии народов СССР на базе конфискованного имущества ликвидированных еврейских учреждений была устроена выставка «Евреи в царской России и СССР». По замыслу устроителей, она должна была демонстрировать преимущество жизни при социализме.

Численность еврейского населения города по переписи 1939 года составила 201,5 тыс. человек. Еще 17,7 тыс. проживали в Ленинградской области. Учтя беженцев, тех, кто на переписи не назвался евреем, а также двухгодичный естественный прирост населения, можно полагать, что к началу войны в городе скопилось до 250 тыс. евреев.
В ходе начавшейся эвакуации из Ленинграда было вывезено полмиллиона жителей. Поскольку организованной эвакуации из города подлежали специалисты и руководящие работники, доля евреев среди эвакуированных, очевидно, была существенно выше их доли в населении города. Никаких привилегий евреям как евреям не предоставлялось. Но участившиеся проявления народного антисемитизма и угрожающий характер появившихся в Ленинграде немецких листовок заставляли многих искать любые пути для бегства, так как опыт финской войны, которую ленинградцы узнали вблизи, не внушал уверенности, что Красная армия сможет отстоять город. Те, кто не могли по долгу службы покинуть Ленинград, старались отослать в эвакуацию свои семьи. Сдерживающими факторами являлось беспокойство за сохранность оставляемого жилья и ленинградской прописки, а также вера советской пропаганде, что враг скоро будет разбит. Некоторые, уезжая, не брали с собой теплой одежды, будучи уверены, что к зиме вернутся домой.
С декабря 1941 началась масштабная эвакуация населения, особенно иждивенцев, по Дороге жизни. Тысячи людей ушли пешком по льду Ладожского озера. С аэродрома «Ржевка» непрерывно производилась небольшая по общей численности эвакуация по воздуху высококвалифицированных специалистов и высокопоставленных советских функционеров, существенный процент и тех и других составляли евреи. С сентября 1941 до апреля 1942 из города эвакуировалось более 700 тысяч жителей.
Интенсивная эвакуация по воде озера проводилась и летом 1942. По Н.Ломагину, летом 1942 все, кто хотел, могли покинуть город. В результате, согласно немецким, очевидно заниженным, разведданным, к сентябрю 1942 в городе осталось около 20 тыс. евреев.

Евреи, работавшие в торговле и в общепите или принадлежавшие к управленческой элите, имели лучший доступ к распределению продуктов питания и иных благ, что помогло им выжить. Большинство же их соплеменников страдали и умирали от голода наравне со всеми. Воспоминания Фаины Пруслиной мало чем отличаются от дневника Тани Савичевой:
«Когда началась война, моя семья состояла из 6 человек – родителей, меня и трех братьев, – вспоминает Ф.Пруслина.– <…> Отец – Залман Пруслин – умер от голода первым, в возрасте 58 лет, в 1941 году. Братья – Лазарь в возрасте 19 лет, Моня в возрасте 17 лет и Боря в возрасте 15 лет – умерли от голода в 1942 году…» (Пруслина Ф. У нас была большая семья // Чтобы помнили. С.19).
По данным Н.Галеркина, сделавшего выборку еврейских имен из 35 томов «Книги памяти» блокадников, во время блокады, не считая военнослужащих, умерли 32917 евреев и лиц с фамилиями и именами, похожими на еврейские. Допуская, что в этот список попало 10–15% неевреев, можно считать, что потери еврейского гражданского населения составили не менее 28 тыс. человек.
Среди умерших от голода в годы блокады были еврейский историк И.Бендер (1941), гебраисты И.Гинцбург (1942) и Д.Маггид (1942), филологи И.Гофман (1942) и М.Гутнер (1942), поэт и журналист Х.Левин (1942), композитор Ю.Вейсберг (1942), архитектор Я.Гевирц (1942), художник М.Гохштейн (1942). Истощенный блокадой ассириолог А.Рифтин умер в 1945.
На оккупированной территории Ленинградской области и ближайших пригородов, административно подчиненных Ленгорсовету (Пушкин, Стрельна), оккупанты выявили и уничтожили практически всё не успевшее бежать еврейское население. В частности, в городе Пушкине было расстреляно до тысячи человек.

При мобилизации в армию не обученные военному делу интеллигенты-гуманитарии часто попадали в народное ополчение, в составе которого погибали в первых же боях. Воспитанные комсомолом вчерашние школьники целыми выпусками добровольно записывалась в Красную Армию. Из выпускников мужского пола 11-й еврейской школы почти никто не дожил до Победы. Повышенный процент евреев служил в тех родах войск и на тех должностях, которые требовали образования и специальных навыков: инженерами, связистами, артиллеристами, медиками, фронтовыми журналистами. В составе командования Ленинградского фронта было 24 генерала и 6 адмиралов – евреев, в их числе: начальник штаба Карельского фронта генерал-лейтенант Л.С.Сквирский, начальник штаба 42-й армии генерал-майор Л.Березинский, командующий Ладожской военной флотилией контр-адмирал П.Трайнин, контр-адмирал А.Богданович, генерал-майор Г.Бруссер, генерал-лейтенант З.Дворкин, генерал-майор Г.Стельмах, генерал-майор танковых войск А.Хасин. В числе других героев обороны: полный кавалер ордена Славы Л.Блат, начальник разведки флота капитан 1 ранга Х.Добрускин, командир полка, Герой Советского Союза Х.Краснокрутский, пулеметчица К.Браун. Обеспечением перевозок по Дороге жизни занималась 17-я отдельная автотранспортная бригада, командиром которой был подполковник Д.Биберган. Немало евреев было среди армейских комиссаров: начальник политуправления Ленинградского фронта М.Орловский, политрук полка М.Трескунов, политрук М.Мительман, комиссар военно-морской базы Ханко А.Расскин, начальник политотдела морской группы, защищавшей Ораниенбаумский плацдарм, М.Басовский. Профессор ЛГУ О.Цехновицер служил полковым комиссаром Политуправления Балтийского флота, другой профессор ЛГУ С.Окунь был лектором политотдела штаба морской обороны Ленинграда.
Всего при защите Ленинграда погибло 870 тыс. человек, из них, насколько это поддается учету, 16 504 еврея.
Оставшиеся в Ленинграде ученые и инженеры работали на оборонную промышленность. В состав Комиссии по рассмотрению и реализации оборонных предложений входили академики А.Иоффе, Б.Галеркин, профессора Я.Зельдович, Ю.Харитон, М.Позин и др. Комиссия рассмотрела 850 предложений. Среди них предложение В.Гевирца по улучшению конструкций бомбоубежищ, О.Аншелиса по ускоренному выращиванию пьезокристаллов. Под руководством профессора А.Войнолина удалось получить новый вид взрывчатки. «Препарат П.» для лечения анаэробных инфекций, разработанный сотрудниками ЛФТИ С.Бреслером и М.Гликиной, снизил в два раза смертность от газовой гангрены. Выдающийся вклад в разработку вооружений внес главный конструктор Кировского завода Р.Горлицкий. Гляциолог Б.Вейнберг (умер от голода в 1942) консультировал строителей ледовой Дороги жизни.
Особая ответственность легла на плечи ленинградских евреев-медиков, которые должны были противостоять катастрофической смертности гражданского населения, возвращать в строй как можно больше раненых бойцов и предотвращать эпидемии в тылу и на фронте. Профессор Ф.Мошанский в годы блокады заведовал Ленгорздравом, профессор М.Борок заведовал кафедрой туберкулеза в Ленинградском ГИДУВе, Ю.Менделева в годы блокады руководила Ленинградским Педиатрическим институтом. Профессор-эпидемиолог И.Аншелес сыграл ключевую роль в борьбе с нашествием на город крыс.
Главным терапевтом Ленинградского фронта служил профессор Э.Гольдштейн, главным терапевтом 42-й армии – А.Дембо. Нейрохирург генерал-майор И.Бабчин вернул в строй тысячи бойцов с огнестрельными повреждениями головного и спинного мозга. Генерал-майор В.Р.Баудер служил флагманским врачом Балтийского флота. Генерал-майор Д.Верховский возглавлял Военно-санитарное управление Ленинградского фронта. Микробиолог и иммунолог полковник В.Иоффе служил флагманским эпидемиологом Балтийского флота. 
Свой вклад в победу внесла и творческая интеллигенция. Архитекторы Д.Шпатцер, Я.Гликина, Э.Левина и др. активно участвовали в маскировке города. Художники-евреи оформляли «Окна ТАСС» и листки «Боевого карандаша». С.Юдовин создал серию гравюр о жизни блокадного Ленинграда. Я.Рубанчик сделал 330 зарисовок блокадной жизни.
Документальный фильм Е.Учителя «Ленинград в борьбе» в 1943 был удостоен Сталинской премии. А.Пергамент руководил Театром Краснознаменного Балтийского флота. Художественным руководителем работавшего в блокаду Театра музыкальной комедии был Н.Янет, а режиссером – Г.Полячек. В 1942 театр поставил спектакль «Раскинулось море широко» о моряках-балтийцах.
Первым исполнением 7-й симфонии Шостаковича 9 августа 1942 в блокадном Ленинграде дирижировал К.Элиасберг, а в составе руководимого им Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета было много евреев. Постоянно выступали в городе и на кораблях джаз-оркестр Балтийского флота под управлением Н.Минха и джаз-ансамбль И.Вайнштейна. В блокадный город приезжал со своим джаз-оркестром Л.Утесов. Композитор В.Флейшман один из первых ушел на фронт добровольцем с комсомольской бригадой и вскоре погиб под Красным Селом. В Балтийском флоте служил поэт-песенник С.Фогельсон, композитор-песенник Б.Голц.
Погибли на фронте ленинградские писатели и журналисты Л.Канторович, М.Гейзель, И.Зельцер, Е.Лаганский, Б.(Дойвбер) Левин. На радио работали журналисты и писатели Л.Гинзбург, Е.Шварц, Л.Маграчев, Е.Ривина, И.Меттер, Е.Полонская, В.Инбер, поэма которой «Пулковский меридиан» (Сталинская премия) и сборник «Душа Ленинграда» были изданы в блокадном городе.

Огромное здание Хоральной синагоги в блокаду отапливать было невозможно, поэтому жизнь продолжалась только в Малой синагоге, где стояла буржуйка и почти каждую неделю удавалось собирать миньян. По одному из свидетельств, «о соблюдении кашрута думать не приходилось». Однажды снаряд пробил купол Хоральной синагоги, но большого ущерба молельному залу не нанес. Впоследствии община сумела достать стройматериалы и заделать пробоину.
В первую блокадную зиму в синагогу на санках свозили тела своих близких те, кто не имел сил предать их земле. Община регулярно нанимала грузовик, вывозила трупы на Преображенское кладбище и хоронила их в огромной братской могиле. При этом велась регистрация умерших, а родным выдавалось свидетельство о захоронении. Регистрационная книга погибла при пожаре в кладбищенском Доме омовения. Рядом с братской могилой индивидуально хоронили тех, чьи близкие могли расплатиться с могильщиками хлебными карточками.
В 1942 году раввином Хоральной синагоги был назначен А.Лубанов, арестованный как бывший служитель культа и приговоренный к высылке из Ленинграда, но вскоре освобожденный.
В ноябре 1943 еврейская община, возглавляемая И.Генусовым, внесла 30 тыс. рублей в фонд обороны.

Хотя большинство евреев страдали от голода наравне с другими, населению кололи глаза еврейские заведующие продуктовыми магазинами и складами, продавцы в булочных, и на них в первую очередь обращались гнев и злоба. Эти чувства умело усиливались немецкой пропагандой, утверждавшей, что в случае сдачи города русским нечего опасаться, и что они умирают от голода и обстрелов только для того, чтобы защитить комиссаров и евреев от справедливого возмездия. В конце ноября 1941 возле одного из домов на Сенной пл. была обнаружена листовка:
«Домохозяйки, если вы хотите хлеба и мира, устраивайте бунты в очередях, разбивайте магазины и столовые, избивайте евреев – завмагов, заведующих столовыми и директоров трестов. НАРОДНЫЙ КОМИТЕТ ГОРОДА».
Блокадные дневники некоторых ленинградцев, например, известной советской художницы А.П.Остроумовой-Лебедевой, полны резких суждений о еврейском народе, несмотря на то, что вклад евреев в оборону был велик, а имена самых выдающихся из них были у всех на слуху.
Евреев оскорбляли в очередях за хлебом, угрожали и избивали.
13 сентября 1941 в спецсообщении УНКВД ЛО, адресованном Военному Совету Ленфронта, говорилось, в частности, что инициаторы создания «домовых комитетов» намеревались собирать сведения о проживающих в домах коммунистах, комсомольцах и евреях, чтобы в случае занятия немцами Ленинграда передать им эти сведения.
«Все эти блокадные дни сильнее голода, холода и бомбежек был страх, который съедал нас изнутри, страх, что немцы вот-вот войдут в город, – вспоминает И.Шутина. – <…> Мне уже виделись немецкие мотоциклисты на нашей улице. И я знала, что соседи сразу же выдадут нас немцам. (Шутина И. Страх сильнее голода и бомбежек // Книга живых. С.256)
Партийное руководство города прекрасно понимало, что за антисемитскими проявлениями скрывается и ненависть к советской власти. Поэтому оно принимало меры против антисемитизма. Уже 29 августа 1941 специальным постановлением Кировского райкома ВКП(б) «Об антисоветских слухах, антисемитизме и мерах борьбы с ними» перед партийными и правоохранительными органами, включая НКВД, была поставлена задача «вести беспощадную борьбу с дезорганизаторами тыла, распространителями ложных слухов, агитаторами антисемитизма». Соответствующая разъяснительная работа велась ленинградской прессой. Впрочем, на антисемитов очень редко открывались уголовные дела.
После победы в город стали возвращаться эвакуированные. Въезд в Ленинград жестко контролировался. Возвращавшимся требовались вызовы с предприятий, готовых предоставить им работу. В результате препятствий к возвращению, часть ленинградцев была вынуждена навсегда остаться в местах эвакуации: Ташкенте, Алма-Ате, Фрунзе, Челябинске и других городах. Многие вернувшиеся обнаружили, что их квартиры и комнаты заняты, а вещи разграблены.
Кампания против «космополитов» 1949 нанесла тяжелый удар по еврейской интеллигенции Ленинграда. Среди подвергавшихся преследованиям были такие известные деятели литературы и искусства, как кинорежиссер Л.Трауберг, поэт А.Гитович, театральные критики С.Дрейден (находился в заключении до 1954), И.Шнейдерман, С.Цимбал, литературоведы Б.Эйхенбаум, В.Жирмунский, М.Азадовский, Г.Гуковский, Г.Бялый, историк античности С.Лурье. Лурье пришлось оставить Ленинград, Гуковский умер в заключении. Была закрыта кафедра ассириологии и гебраистики восточного факультета ЛГУ (1949), а ее заведующий И.Винников уволен. Уволили даже престарелого академика А.Иоффе из им же созданного Физико-технического института. По «Ленинградскому делу» были арестованы и приговорены к различным срокам экономисты В.Рейхардт, В.Штейн и замдиректора ликвидированного Музея обороны Ленинграда Г.Мишкевич.
По делу Еврейского антифашистского комитета были уволены преподаватели военных академий, писавшие для газеты «Эйникайт» Г.Звонов, М.Гальперин и А.Фрайман. В 1949 году за сионистскую деятельность арестовали отца и дочь, Сэндера и Лию Лурье, в 1950 – С.Рапопорт и Л.Рутштейна (Арье Ротем) . В 1951 на пять лет лишения свободы был осужден раввин Хоральной синагоги А.Лубанов. Арестовали и хабадников М.Эпштейна и А.Медалье (последний был осужден на 7 лет ИТЛ).
После смерти Сталина большинство репрессированных были освобождены из заключения и восстановлены на работе.
Перепись 1989 подтвердила старую тенденцию неуклонного сокращения численности евреев Ленинграда: 168,7 тыс. (5,1% всего населения) в 1959, 162,9 тыс. (4,1% ) – в 1970, 143 тыс. – в 1979, 106,2 тыс. – в 1989. При этом евреи продолжали оставаться второй по величине, после русских, национальной группой города и уступили это место украинцам только к 1989. Процесс аккультурации и ассимиляции углублялся. Доля тех, кто считал идиш своим родным языком, снижалась с 8,6% в 1959 до 5,2% в 1970 и до 5% в 1989. Продолжало расти число смешанных браков, подавляющее большинство детей от которых записывались в паспортах неевреями и не считали себя евреями.
Весь послесталинский период, вплоть до конца 1980-х годов, в результате молчаливой дискриминации, евреи вытеснялись из партийной, государственной, а затем и из научно-культурной элиты страны. Их всё реже можно было встретить среди директоров предприятий, НИИ, вузов, медицинских учреждений, универмагов, театров и музеев. Со временем оттеснение евреев на вторые роли (при том, что и в 1979 году 36,6% евреев в возрасте 20 лет и старше имели высшее образование, по сравнению 9,3% у русских) распространилось и на руководителей среднего звена. Евреям стало все труднее менять место работы, поэтому их не спешили повышать по службе.
Поскольку полукровкам, записанным в паспортах неевреями, легче продвигаться, их доля среди руководителей и знаменитых ленинградцев оставалась выше, чем доля чистокровных евреев.
От дискриминационной кадровой политики, которая усилилась после 1967 года, в первую очередь страдала еврейская молодежь, которую тормозили уже при поступлении в лучшие вузы города, особенно в ЛГУ, в военные академии, а также на специальности, связанные с идеологией и контактами с иностранцами, например, на журналистику, историю, иностранные языки. Им препятствовали в поступлении в аспирантуру и в получении ученых степеней. Молодые не видели для себя карьерных перспектив, были не в состоянии получить от государства или купить квартиру и вообще обеспечить себе и своей семье сносное положение в обществе, повторить достижения своих родителей. Часть молодежи уезжала на периферию, чтобы там, в условиях острой нехватки кадров, сделать научную карьеру, другая забросила свои дипломы и ушла за более высокими заработками в сферу обслуживания, теневое предпринимательство или занялась лучше оплачиваемым физическим трудом.

В 1989 году 79,8% евреев Ленинграда было занято тем, что определялось государством как «умственный труд», по сравнению с 46,2% в среднем по городу и 85,3% у евреев Москвы. Самыми распространенными у них были инженерно-технические профессии – 32,9% всех работающих. Научные работники и преподаватели составляли 15,4%, среди которых было 5% научных работников и 1,8% руководителей научно-исследовательских институтов. 8,1% занятых евреев работали медиками, но только 0,14% – главврачами. Это было гораздо ниже довоенного процента, когда еврейские врачи доминировали в городе. В культуре и искусстве было занято 4,4%, в торговле – 4,1%. В отличие от Москвы, где 64% евреев работали в управленческих, научных, образовательных и культурных учреждениях, в Ленинграде таких было всего 46,6%. Большинство ленинградских евреев (51,9%) было занято в «области материального производства», то есть в промышленности.
Несмотря на дискриминацию и снятие евреев с руководящих постов, значителен их вклад в развитие науки, промышленности, медицины, образования, архитектуры, литературы, музыки и театра в городе в послевоенный период.
Среди ученых следует упомянуть физиков А.Иоффе, Г.Гринберга и Я.Френкеля, зоолога и геолога Л.Берга, химика А.Гринберга, биохимиков Е.Крепса и С.Нейфаха, генетика Е.Шварца, ученых в области теоретической и прикладной механики А.Лурье и Л.Лойцянского, а также математика Г.Перельмана, лауреатов Нобелевской премии математика и экономиста Л.Канторовича и физика Ж.Алферова.

В области медицины выдающихся результатов добились психиатр Е.Авербух, физиологи Я.Альтман и Г.Гершуни, нейрохирурги И.Бабчин и В.Угрюмов, терапевты А.Дембо и С.Рысс, иммунолог В.Иоффе, фармаколог В.Карасик, хирург-онколог С.Холдин и др.
В Ленинградской консерватории преподавали известные музыканты: Е.Вольф-Израэль, Н.Перельман, М.Хальфин, С.Савшинский. Среди литераторов следует отметить поэта И.Бродского и писателей С.Довлатова, Н.Катерли и Я.Гордина, драматургов Е.Шварца и А.Володина, журналиста С.Лурье. Выдающиеся театральные режиссеры: Я.Хамармер, З.Корогодский, Е.Падве, Л.Додин. В БДТ играли Е.Копелян, С.Юрский, В.Рецептер. А.Райкин создал Ленинградский театр эстрады и миниатюр. Знаменитыми стали кинорежиссер Г.Козинцев, адвокаты А.Красный-Адмони и Я.Киселев, шахматисты – М.Тайманов и В.Корчной, джазовый музыкант Д.Голощекин.
Творческой свободы в Ленинграде было меньше, чем в Москве, а антисемитизм властей ощущался сильнее. Это заставило Райкина и Юрского переехать в Москву, а Бродского и Довлатова – эмигрировать.

Важнейшим компонентом внутренней политики СССР, особенно после Шестидневной войны (1967), стала перманентная демонизация Израиля, сионизма, еврейской религии, истории и культуры. Общественная критика такого «антисионизма» не разрешалась. Так, подробный разбор антисионистских (читай: антисемитских) пасквилей Л.Корнеева, выполненный ленинградским литературоведом И.Мартыновым в 1983, и его требование привлечь Корнеева к уголовной ответственности за клевету на еврейский народ обернулись преследованиями самого Мартынова.
Летом 1986 Лениздат выпустил одобренную профессорами ЛГУ книгу А.Романенко «О классовой сущности сионизма». Романенко отрицал само существование еврейского народа, еврейского языка (как иврита, так и идиша), а также еврейской культуры. Он оправдывал дореволюционные еврейские погромы в России и утверждал, что сионисты опаснее нацистов. На основании этой книги ленинградская журналистка Н.Катерли в статье «Дорога к памятникам» (1988) обвинила автора в антисемитизме и нацизме. Судебный процесс по иску Романенко против Катерли длился два года и закончился отзывом истцом своего иска.
Многие евреи из некогда наиболее верной советской власти части общества становились оппозиционерами режиму. Так, например, историк Д.Альшиц осужден в 1949 на 10 лет ИТЛ за пародию на «Краткий курс ВКП(б)». Б.Вайль и И.Вербловская с 1957 входили в подпольную организацию Р.Пименова, арестованы в марте 1957 и приговорены к 6 (он) и 5 (она) годам заключения. В 1969 за стихи антисталинской направленности историк и поэт А.Бергер осужден по ст. 70-1 на 4 года ИТЛ+2 года ссылки, студент Б.Шилькрот в том же году получил 3 года ИТЛ за изготовление и написание антисоветских листовок. В 1974 за написание предисловия к готовившемуся (но не осуществленному) изданию собрания стихотворений И.Бродского осужден на 4 года ИТЛ и 2 года ссылки М.Хейфец. В 1981 историк А.Рогинский приговорен к 4 годам ИТЛ за публикацию за границей неподцензурных исторических сборников «Память» (формально – «за подделку документов»). Литературовед и переводчик профессор Е.Эткинд, заподозренный в дружбе с Солженицыным, исключен из Союза писателей, лишен звания профессора и в 1974 вынужден эмигрировать во Францию. Подобных случаев было немало.
Евреи активно участвовали в ленинградском самиздате, в литературных, публицистических, исторических, религиозных журналах или просто размножали и распространяли собственные произведения. Среди них были Р.Мандельштам, И.Бродский, Н.Катерли, М.Генделев, Д.Волчек, Е.Шварц, Ю.Колкер, В.Ханан, З.Эзрохи, Ф.Перченок, Г.Канович и другие.
Единственным еврейским учреждением Ленинграда оставалась Хоральная синагога. Во второй половине 1950-х председатель совета синагоги (габбай) Г.Печерский выступил инициатором подачи коллективной петиции центральным и городским властям с просьбой о разрешении открыть курсы по изучению иврита и еврейской истории. Петиция была отклонена, а Печерского в 1961 арестовали и приговорили к 12 годам лишения свободы (освобожден в 1965). Ужесточение антирелигиозной кампании в начале 1960-х привело к запрещению выпечки мацы (1962–1964) и к закрытию для захоронений еврейского кладбища Ленинграда (1963; окончательно закрыто в 1969).
Кроме синагоги, непрерывно существовали миньяны (молитвенные собрания), действовавшие на частных квартирах, к хозяевам которых власти применяли административные наказания: штрафы и высылки. Когда в 1973 умер раввин А.Лубанов, община с помощью американских евреев сумела похоронить его на уже закрытом для захоронений Преображенском кладбище.
Не угасали в городе и академические исследования по иудаике. Ряд исследователей работал в области гебраистики — И.Амусин, опубликовавший в 1983 книгу «Кумранская община», Г.Александров, И.Винников, Л.Вильскер, А.Газов-Гинзберг (А.Гинзай), Г.Глускина, К.Старкова. А.Виньковецкий на основе хранящегося в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии архива М.Береговского в 1960-х гг. подготовил к печати 4-томную «Антологию еврейской народной песни», которую опубликовал в 80-е годы в Израиле.
В Ленинграде работали художники и скульпторы Н.Альтман, Л.Кривицкий, И.Ханин, М.Клионский, Г.Гликман, М.Вайнман, А.Каплан, С.Гершов, создававшие в ряду прочих произведения и на еврейские темы. В 1975–1976 организовалась группа еврейских художников-неформалов «Алеф» во главе с Е.Абезгаузом, устроившая несколько квартирных выставок в Ленинграде и Москве. В группу входили А.Окунь, А.Гуревич, А.Басин, Т.Корнфельд и др. Большинство из этих художников уехали в Израиль.
В 1958 организован Ленинградский еврейский эстрадный коллектив, который был распущен в 1961 и возобновил свою деятельность в 1964–1965. Среди участников ансамбля выделялась Анна (Ханна) Гузик. В июле 1966 в Саду отдыха с шумным успехом прошли концерты израильской эстрадной певицы Геулы Гил. В 1965 ленинградский переводчик Абрам Белов (Элинсон) сумел издать в Москве маленький сборник «Рассказы израильских писателей».
В ответ на регулярно повторяющиеся обвинения Запада в запрете на еврейскую культуру в СССР в 1977 в Москве был образован Камерный еврейский (идишистский) музыкальный театр (КЕМТ) под руководством Ю.Шерлинга. Однако КЕМТ не гастролировал в Ленинграде и никого из ленинградцев не направили на учебу в Москву, когда там в 1984 открылось Отделение еврейского языка Высших литературных курсов при Литинституте им. А.М.Горького. У городских властей и так было достаточно проблем с ширящимся еврейским национальным движением.
Несмотря на ассимиляцию и благодаря антисемитизму, со второй половины 1960-х годов Ленинград становится важным центром еврейского национального движения. Уже тогда под руководством Д.Черноглаза, С.Дрезнера, Г.Бутмана, В.Могилевера и др. в городе появляются первые нелегальные кружки, которые перерастают в сионистское подполье, борющееся за право эмиграции в Израиль. Эта борьба включала как легальную составляющую (подача индивидуальных заявлений в ОВИР для воссоединения с родственниками в Израиле, а затем коллективные письма протеста тех, кому было отказано в этом праве), так и нелегальные формы, направленные на просвещение и образование молодежи в еврейском духе, в частности, совместное изучение иврита, празднование еврейских праздников, изготовление и распространение еврейского самиздата и т.п. Такая деятельность находила отклик в студенческой среде, в особенности после блестящей победы Израиля в Шестидневной войне. Т.к. разрешения на выезд молодым и квалифицированным практически не выдавались, ленинградская организация весной 1970-го рассматривала возможность захвата гражданского самолета с целью побега из СССР. Вскоре она отказалась от этого плана, но его попытался осуществить товарищ Г.Бутмана, демобилизованный военный летчик М.Дымшиц в союзе с группой рижских сионистов. Попытка закончилась неудачей, приведшей к двум ленинградским процессам над сионистами в декабре 1970 и мае 1971, а также процессам в Риге и Кишиневе. Она, однако, послужила толчком к начавшейся в 1971 значительной алие советских евреев.
Власти использовали «самолетное дело» для разгрома сионистского подполья в городе. Десятки евреев были исключены из вузов или потеряли работу. Лишившись харизматических лидеров и получив возможность по израильским приглашениям эмигрировать в США и другие страны, ленинградские, как и другие советские евреи, все реже выбирали конечной целью эмиграции Израиль. Всего в 1968–1983 из Ленинграда выехали 15427 евреев (большинство в 1976–1980). Из них только 3759 (24,4%) оказались в Израиле.
Хотя в 1970-е выезд из СССР упростился, некоторые из подававших ходатайства на выезд продолжали получать отказы. «Отказники» включались в борьбу, устанавливали контакты с израильскими и западными посланниками, приезжавшими под видом туристов, становились активистами независимого еврейского национального движения, которое включало не только борьбу за право на свободную эмиграцию, но и на разнообразную культурную, религиозную и общественную деятельность.
В 1970-е годы в Ленинграде возродились кружки по изучению иврита (преподаватели Л.Зейлигер, А.Таратута, Г.Генусов, И.Радомысльский), действовали научный и правозащитный домашние семинары.
Перелом наступил в период массовых, фактически немотивированных отказов (в связи с прекращением политики «разрядки», 1979–1980 гг.), когда численность отказников в городе достигла 2–3 тысяч. В этой питательной среде возник популярный семинар по еврейской истории и культуре под руководством Г.Кановича и Г.Вассермана. К 1981 КГБ разогнало семинар, посадив в тюрьму математика  Е.Леина, но движение не ослабло. К 1982 относится попытка создания не разрешенного властями Ленинградского общества еврейской культуры (инициаторы Я.Городецкий, Э.Эрлих). С 1982 выходит самиздатский журнал «Ленинградский еврейский альманах» (первый редактор – Ю.Колкер), в 1982–1989 вышло 19 номеров. В 1982 начинает функционировать историко-культурный семинар с научным уклоном М.Бейзера. В 1982 М.Бейзер разрабатывает цикл экскурсий по еврейским достопримечательностям Ленинграда, которые печатаются поглавно в ЛЕА, а затем (1986) выходят отдельной книгой в самиздате.
Параллельно происходит возрождение еврейской религии, во главе которого стоят Г.Вассерман и И.Коган. К 1987 до двухсот отказников и их друзей в той или иной степени начали вести ортодоксальный образ жизни, соблюдать кашрут и субботу. Десятки взрослых мужчин сделали себе обрезание, а некоторые неевреи обратились в иудаизм.
С 1982 отказники начали регулярно отмечать День памяти Катастрофы и героизма (Йом -Зикарон ле-Шоа ве-ле-Гевура), а с 1984 по этому поводу ежегодно устраивались митинги на Еврейском кладбище (первые организаторы – С.Фрумкин и Д.Романовский).
В конце 70-х была возрождена традиция театрализованных представлений в праздник Пурим по мотивам Книги Эстер, которые в данном случае высмеивали советскую действительность (авторы В.Файнберг, Ю.Колкер, М.Макушкин и др.). Л.Кельберт устроил театр в домашних условиях (постановки «Масада» и «Письма из розовой папки»), а самодеятельные певцы и музыканты (Борис и Лия Фридманы, В.Эльберт и др.) устраивали домашние концерты еврейской песни. Отказники организовали и общественную подпольную библиотеку еврейских книг.
Ни на минуту не прекращалась борьба за выезд, которая выражалась в индивидуальных и коллективных протестах, петициях, демонстрациях, голодовках, жестко подавлявшихся госбезопасностью. В 1980-х в Ленинградском управлении КГБ имелась специальная группа для борьбы с еврейским национализмом во главе с полковником В.Заславским.
В декабре 1984 власти арестовали Надежду Фрадкову (1946–2018) за ее бескомпромиссную борьбу за право выезда. Арестовали активистов Р.Зеличонка (1985) и В.Лифшиц (1986), осудив их на три года лишения свободы каждого. Многие активисты получали по 10–15 суток ареста или штрафы.
Ветер гласности, хоть и с опозданием, подул и на еврейской улице. Когда 23 марта 1987 года семеро отказников (Аба и Ида Таратута, Л.Шапиро, И.Рожанская, Б.Локшин, Е.Кейс-Куна и М.Бейзер вышли на демонстрацию перед зданием Ленинградского обкома партии (Смольный), их пригласили на беседу в обком в присутствии начальника городского ОВИРа. Фотографию демонстрантов напечатали в «Вечернем Ленинграде», правда, в сопровождении недружелюбной статьи. Через три дня М.Бейзер получил разрешение на выезд. На вторую демонстрацию – там же ровно через месяц – вышло уже более двадцати «отказников». Третья демонстрация – 23 мая перед зданием Ленгорисполкома на Исаакиевской площади – закончилась краткосрочным задержанием демонстрантов.
Вскоре появились первые признаки свертывания антисионистской кампании и прекращения дискриминации евреев государством. Был снят запрет на ввоз еврейской религиозной литературы, учебников иврита. Выезд в Израиль возобновился. К концу 1989 все «узники Сиона» были освобождены, и практически все старые «отказники» получили разрешения на выезд. Началась легальная эра развития еврейской жизни в городе.
Вместе с расширением свобод и прав на национальную культуру эпоха гласности сопровождалась мощным всплеском народного антисемитизма. Этот антисемитизм был выпестован советской властью, которая десятилетиями шельмовала все еврейское. В мае 1987 на своей квартире, накануне отъезда в Москву на митинг против антисемитизма, был зверски убит ветеран ВОВ, отставной офицер Н.Немченко.
С конца мая по середину июля 1988 митинги антисемитского общества «Память» проводились фактически каждый день в Румянцевском сквере на Васильевском острове. Кроме «Памяти», в Ленинграде действовали и другие антисемитские организации – «Россы», «Патриот», «Отечество», Национально-демократическая партия, Общество охраны окружающей среды «Нева–Онега–Ладога».
17 и 20 апреля 1987, к дню рожденья Гитлера, десятки памятников на Преображенском кладбище и еврейском участке кладбища Памяти жертв 9-го января было разбито или осквернено. 13 марта 1988 в газете «Советская Россия» преподавательница Ленинградского технологического института Н.Андреева опубликовала открытое письмо в ЦК КПСС, в котором называла евреев «космополитами» и «контрреволюционным народом», который толкает русский народ к отказу от социализма.
Слухи о грядущих еврейских погромах в преддверии празднования 1000-летия христианства на Руси усилились настолько, что это заставило этнографа и историка Н.Юхневу выступить 7 июня на чтениях «Этнография Петербурга–Ленинграда» с докладом «Актуальные вопросы межэтнических отношений», в котором она назвала истинные причины антисемитизма и призвала собравшихся к немедленным действиям по борьбе с ним. Результатом выступления Юхневой стало коллективное обращение группы ученых к «честным людям нашего города» остановить антисемитизм в Ленинграде. В городе начал выходить антифашистский журнал «Барьер» (ред.: Д.Раскин, О.Ансберг и В.Узунова, см.).
Пока лучшая часть русской интеллигенции пыталась обуздать антисемитизм, евреи города, как и всей страны, реагировали на него лавинно растущей эмиграцией, что ускорило «обвальные» демографические процессы в Ленинграде.
В 1989 доля лиц пенсионного возраста у ленинградских евреев (55 для женщин и 60 для мужчин) более чем вдвое превышала соответствующий показатель других этнических групп. Медианный возраст евреев составил 53,7 года (евреи РСФСР – 52,3), а у русских ленинградцев – 34,6 года. В год переписи лишь 51500 евреев (48,3%) жили в гомогенных еврейских семьях. В возрасте старше 30 лет 83,4% еврейских мужчин и только 47,9% еврейских женщин состояли в браке.
В 1989 году 43,3% евреев в возрасте 20 лет и старше имели высшее образование, по сравнению 13,2% у русских. При этом численность еврейских студентов сокращалась быстрее, чем численность еврейской молодежи соответствующей возрастной группы.
Проведенный в 1991 социологический опрос показал, что 45% опрошенных евреев состояли в смешанных браках и только 5% из них хотели бы, чтобы их дети в паспорте писались евреями. Несмотря на мощные ассимиляционные процессы, две трети ленинградских (с 1991– петербургских) евреев раздумывали об эмиграции из России, а 13% уже решили покинуть страну.